Дьяченко В. И., кандидат юридических наук
Классики полагали, что уничтожение отношений частной собственности, – частного присвоения, – будет происходить через преодоление подчинения человека законам общественного разделения труда, товарного производства и обмена после мировой революции и овладения пролетариатом властью (Маркс К. «Нищета философии»; Маркс К. и Энгельс Ф. «Немецкая идеология», «Манифест коммунистической партии»; Энгельс Ф. «Анти-Дюринг», «Развитие социализма от утопии к науке»).
Эти собственно коммунистические преобразования, по их мнению, должны осуществляться в переходный период от капитализма к полному коммунизму после огосударствления источников существования всех пролетарским государством через коммуны, кооперативы, народные предприятия и другие самоуправляющиеся хозяйственные формы на базе общей собственности (Маркс К. и Энгельс Ф. «Манифест коммунистической партии»; Маркс К. «Гражданская война во Франции», «Критика Готской программы», «Капитал»; Ф. Энгельс «Анти-Дюринг», «Развитие социализма от утопии к науке», «Происхождение семьи, частной собственности и государства»).
Марксистская теоретическая концепция была взята на вооружение В. И. Лениным.
Вначале он видел путь её реализации в России через создание рабочих товарищеских хозяйств в деревне, которые, по его мнению, должны будут обмениваться с мелкими крестьянскими хозяйствами продуктами своего труда без денег. Так, в статье «К деревенской бедноте», написанной марте 1903 г., он мечтал: «Когда рабочий класс победит всю буржуазию, тогда он отнимет землю у крупных хозяев, тогда он устроит на крупных экономиях товарищеское хозяйство, чтобы землю обрабатывали рабочие вместе, сообща, выбирая свободно доверенных людей в распорядители, имея всякие машины для облегчения труда, работая посменно не больше восьми (а то и шести) часов в день каждый» (ПСС, Т. 7, С. 182–183).
В статье «Грозящая катастрофа» (сентябрь 1917 г.) Ленин считал уже необходимым принудительное объединение населения в потребительные общества, поощрение такого объединения и контроль за ним (ПСС, Т. 34, С. 161).
Эти марксистские идеи Ленин пытался воплотить в жизнь после взятия власти большевиками.
В «Проекте декрета о проведении в жизнь национализации банков и о необходимых в связи с этим мерах» (декабрь 1917 г.) Ленин записал: «Для правильного учёта и распределения как продовольствия, так и других необходимых продуктов все граждане государства обязаны присоединиться к какому-либо потребительному обществу» (ПСС. Т. 35. С. 174–177).
В «Предварительных тезисах к проекту декрета о потребительских коммунах» в январе 1918 г. он подчёркивал: «Ячейкой должны быть потребительно-производительные (лучше чем закупочно-торговые etc.) волостные союзы, играющие роль и комитетов снабжения и органов сбыта. Если бы удалось создать такие комитеты ячейки на местах, то объединение этих комитетов дало бы сеть, способную правильно организовать снабжение всего населения всем необходимым, организовать производство в общегосударственном масштабе» (ПСС. Т. 35, С. 206–210).
Ленин считал необходимым принудительное объединение всего населения в «потребительско-производительные коммуны». «Не отменяя (временно) денег и не запрещая отдельных сделок купли-продажи отдельными семьями, – указывал он, – мы должны прежде всего сделать обязательным, по закону, проведение всех таких сделок через потребительски-производительные коммуны».
В «Очередных задачах Советской власти», в апреле 1918 г., Ленин уже утверждал, что социалистическое «государство может возникнуть лишь как сеть производительно-потребительских коммун»… Он считал задачами построения социализма «постепенный переход к поголовному объединению в потребительные общества и продуктообмен» (ПСС, Т. 36, С. 185).
В период проведения политики военного коммунизма он разрабатывал пути избавления от товарообмена и замене его безденежным продуктообменом. В докладе «Об организации продовольственных отрядов» 27 июня 1918 г. он разъясняет, что «члены съезда, стоящие за Советскую власть, должны помнить, во-первых, что монополия на хлеб осуществляется одновременно с монополией на мануфактуру и прочие главнейшие продукты потребления, во-вторых, что требование отмены монополии хлеба есть политический шаг контрреволюционных слоёв, стремящихся вырвать из рук революционного пролетариата систему монопольного регулирования цен, как одно из важнейших средств постепенного перехода от капиталистического товарообмена к социалистическому продуктообмену» (ПСС, Т. 36, С. 430).
В проекте Программы РКП(б) от 23 февраля 1919 г. Ленин пишет о том, что необходимо «рядом постепенных, но неуклонных мер уничтожить совершенно частную торговлю, организовав правильный и планомерный продуктообмен между производительными и потребительскими коммунами единого хозяйственного целого, каким должна стать Советская республика.
В области распределения задача Советской власти в настоящее время состоит в том, чтобы неуклонно продолжать замену торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе, распределением продуктов. Целью является организация всего населения в производственно-потребительные коммуны, способные с наибольшей быстротой, планомерностью, экономией, с наименьшей затратой труда распределять все необходимые продукты, строго централизуя весь распределительный аппарат» (ПСС, Т. 38, с. 89, 99, 100).
Такова была ленинская программа мероприятий по преодолению подчинения человека разделению труда и законам товарного обмена сразу после взятия власти большевиками в области производства, обмена, распределения и потребления.
Теперь о преодолении разделения труда в области управления и отмирания государственности. Вот, что писал Ленин в «Апрельских тезисах» 1917 года о необходимости создания пролетарского полугосударства коммунального типа: «5. Не парламентарная республика, – возвращение к ней от С. Р. Д. было бы шагом назад, – а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху.
Устранение полиции, армии, чиновничества.
Плата всем чиновникам, при выборности и сменяемости всех их в любое время, не выше средней платы хорошего рабочего».
Эти положения соответствовали марксистской конструкции пролетарского полугосударства. Но в них отсутствовало ещё одно требование: отсутствие высших государственных чинов с их привилегиями и выдачей денег на представительство.
В докладе VII-му Экстренному съезду РКП(б) 8 марта 1918 г. в разделе «Десять тезисов о Советской власти. Укрепление и развитие Советской власти» Ленин говорил: «Дальнейшее развитие советской организации государства должно состоять в том, чтобы каждый член Совета обязательно нёс постоянную работу по управлению государством, наряду с участием в собраниях Совета; — а затем в том, чтобы всё население поголовно привлекалось постепенно как к участию в советской организации (при условии подчинения организациям трудящихся), так и к несению службы государственного управления.
Переход через Советское государство к постепенному уничтожению государства путём систематического привлечения всё большего числа граждан, а затем и поголовно всех граждан к непосредственному и ежедневному несению своей доли тягот по управлению государством».
Однако мечте Ленина о том, чтобы каждая кухарка управляла государством, не суждено было осуществиться, так как кухарки в большинстве своём были безграмотными.
Идея создания переходного к самоуправлению пролетарского государства и тем самым к постепенной ликвидации разделения труда в сфере управления провалилась сразу после взятия власти большевиками, так как не было в достаточном количестве самого пролетариата. Россия на 90% была крестьянской страной, 80% населения которой было либо малограмотным, либо вообще не умело ни читать, ни писать. Государство получилось не пролетарским, а рабоче-крестьянским со всеми вытекающими из частнособственнических интересов крестьянской массы последствиями.
Прежде всего, не удалось создать сформулированную Марксом в «Гражданской войне во Франции» пролетарскую государственность типа коммуны. Советский государственный аппарат с самого начала был скроен по буржуазным меркам. Сразу же после взятия власти большевиками 25 октября (7 ноября) 1917 года на II Всероссийском съезде советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов был сформирован государственный аппарат из делегатов съезда. Он предусматривал высших государственных чинов под названием Совет Народных комиссаров (СНК). СНК, как первое временное советское правительство, а по сути, совет министров, формировался в соответствии с «Декретом об учреждении Совета Народных Комиссаров», принятым II Всероссийским съездом советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов 27 октября 1917 года. В соответствие с решением II Съезда Советов Председателем СНК стал В. И. Ленин. Первый СНК состоял из 15 народных комиссаров, большинство из которых в 30-х годах были репрессированы. 15 марта 1946 года СНК СССР был переименован в Совет министров СССР.
По воспоминаниям первого наркома просвещения Луначарского А. В., первый состав Совнаркома был во многом случаен, а обсуждение списка сопровождалось комментариями Ленина: «если окажутся негодными — сумеем переменить». Состав первого советского правительства по существу был сформирован большевистской партией, так как большинство меньшевиков и эсэров покинули съезд. Не поддерживал Ленина и большевиков самый большой профсоюз железнодорожников (ВИКЖЕЛЬ).
В споре с Плехановым и другими меньшевиками, которые не хотели срывать яблоки и есть их зелёными, т. е. производить непосредственно коммунистические опыты, пока для этого не созрели условия, считая, что несвоевременное взятие власти может привести к гражданской войне, в «Апрельских тезисах» Ленин писал: «А оппоненты известного сорта излагают мои взгляды, как призыв к „гражданской войне в среде революционной демократии”!!
Я нападал на Вр. правительство за то, что оно не назначало ни скорого, ни вообще какого-либо срока созыва Учр. собрания, отделываясь посулами. Я доказывал, что без Советов р. и с. деп. созыв Учр. собрания не обеспечен, успех его невозможен. Мне приписывают взгляд, будто я против скорейшего созыва Учр. собрания!!!».
Однако после назначения даты созыва Учредительного собрания большевики всячески препятствовали его проведению, так как на выборах, которые были организованы по всей стране, оказались в меньшинстве. Победили эсэры. Они получили 347 мандатов, а большевики 180. 6 (19) января 1918 года Учредительное собрание было разогнано.
В соответствии с Конституцией РСФСР 1918 года Совет Народных Комиссаров приобрёл характер постоянного органа управления страной. После разгона Учредительного собрания оппоненты большевиков развязали гражданскую войну.
Ввиду отсутствия грамотного пролетариата, молодой Республике Советов пришлось использовать на государственной службе бывших царских специалистов и создавать из них бюрократический аппарат. Царские управленцы, поступившие на службу, не хотели работать за зарплату рабочего. Они саботировали работу аппарата. Выступая на IV конгрессе Коминтерна 13 ноября 1922 года, В. И. Ленин вынужден был констатировать: «Мы переняли старый государственный аппарат, и это было нашим несчастьем. Государственный аппарат очень часто работает против нас. Дело было так, что в 1917 году, после того, как мы захватили власть, государственный аппарат нас саботировал. Мы тогда очень испугались и попросили: „Пожалуйста, вернитесь к нам назад”. И вот они все вернулись, и это было нашим несчастьем. У нас имеются теперь огромные массы служащих, но у нас нет достаточно образованных сил, чтобы действительно распоряжаться ими. На деле очень часто случается, что здесь, наверху, где мы имеем государственную власть, аппарат кое-как функционирует, в то время, как внизу они самовольно распоряжаются и так распоряжаются, что очень часто работают против наших мероприятий. Наверху мы имеем, я не знаю сколько, но я думаю, во всяком случае, только несколько тысяч, максимум несколько десятков тысяч своих. Но внизу – сотни тысяч старых чиновников, полученных от царя и от буржуазного общества, работающих отчасти сознательно, отчасти бессознательно против нас» (ПСС, т. 45, с. 290).
По этой же причине государственную политику диктатуры коренных классовых интересов пролетариата пришлось проводить через диктатуру большевистской партии.
Из-за саботажа государственных служащих из бывших царских чиновников, а также из-за участившихся контрреволюционных акций Советской республике пришлось создавать политическую полицию (ВЧК), а затем профессиональную милицию и суды.
К лету 1918 г. из-за начавшейся гражданской войны пришлось ещё создавать и призывную постоянную армию. Всё это противоречило марксистскому учению, согласно которому этих атрибутов буржуазного государства не должно быть в пролетарском государстве. Но как же тогда защищаться от внутренней и внешней контрреволюции? Ведь по Ленину революция должна уметь себя защищать. В том то и дело, что именно по этой причине Маркс и Энгельс отрицали возможность коммунистических преобразований в отдельно взятой стране. Они предполагали, что коммунистические революции произойдут одновременно во всех или большинстве господствующих стран капитала. В этом случае отпадает опасность внешней угрозы для стран, вступивших на путь коммунистического развития, а поэтому отпадает необходимость в постоянной армии. Тогда, по их мнению, можно было бы ограничиться вооружённой гвардией, состоящей в основном из рабочих. Не нужны тогда были бы профессиональная полиция и суды. Грамотный пролетариат сам бы осуществлял эти функции.
В гражданской войне большевики одержали победу, создав призывную армию. Интервентам пришлось покинуть занятую ими территорию. Но проводимая во время войны политика военного коммунизма, с продразвёрсткой и отменой товарно-денежного обмена в условиях отсталости, глубочайшего разделения труда между городом и деревней вполне закономерно, с точки зрения марксистской теории, провалилась. Из-за продразвёрстки крестьяне сократили посевные площади. Всё это привело к голоду, эпидемиям и мятежам. К 1921 г. стало ясно, что недостаточный уровень развития производительных сил страны, разрушение промышленности в годы гражданской войны, отсутствие мировой коммунистической революции, частнособственнические интересы крестьянства, которое хотело торговать, мятежи и восстания против советской власти не позволяют осуществлять непосредственно коммунистические преобразования. С планами немедленного преодоления общественного разделения труда и товарообмена через принудительное создание производственно-потребительных коммун пришлось расстаться. Пришлось переходить также от выборности руководителей предприятий к единоначалию, профсоюзы подчинить партийно-государственному влиянию, не передавая им функций хозяйственного управления.
Объективные обстоятельства вынудили Ленина и большевиков возвратиться к капитализму через НЭП. Новая экономическая политика предполагала возврат к капиталистическому разделению труда, к хозрасчетным, коммерческим моделям и товарообмену под руководством партии и Советской власти.
В речи «К четырёхлетней годовщине Октябрьской революции» 14 октября 1921 г. Ленин разъяснял: «Мы рассчитывали — или, может быть, вернее будет сказать: мы предполагали без достаточного расчёта — непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране. Жизнь показала нашу ошибку. Потребовался ряд переходных ступеней: государственный капитализм и социализм, чтобы подготовить — работой долгого ряда лет подготовить — переход к коммунизму. Не на энтузиазме непосредственно, а при помощи энтузиазма, рождённого великой революцией, на личном интересе, на личной заинтересованности, на хозяйственном расчёте потрудитесь построить сначала прочные мостки, ведущие в мелкокрестьянской стране через государственный капитализм к социализму; иначе вы не подойдёте к коммунизму, иначе вы не подведёте десятки и десятки миллионов людей к коммунизму. Так сказала нам жизнь. Так сказал нам объективный ход развития революции».
В «Плане доклада о новой экономической политике на VII Московской губпартконференции» (октябрь 1921 г.) Ленин записал: «β) От непосредственного социалистического строительства к государственному капитализму. γ) От государственного капитализма к государственному регулированию торговли и денежного обращения» (ПСС, Т. 44, С. 471–472).
На той же конференции он разъяснял: «Оживление экономической жизни, — а это нам нужно во что бы то ни стало, — повышение производительности, что нам также нужно во что бы то ни стало, — всё это мы уже начали получать посредством частичного возврата к системе государственного капитализма. От нашего искусства, от того, насколько правильно мы применим эту политику дальше, будет зависеть и то, насколько удачны будут дальнейшие результаты…
Восстановление капитализма, развитие буржуазии, развитие буржуазных отношений из области торговли и т. д., — это и есть та опасность, которая свойственна теперешнему нашему экономическому строительству, теперешнему нашему постепенному подходу к решению задачи гораздо более трудной, чем предыдущие. Ни малейшего заблуждения здесь быть не должно» (ПСС, Т. 44, С. 212–213).
В «Проекте тезисов о роли и задачах профсоюзов» 30 декабря 1921 г. – 4 января 1922 г. Ленин записал, что «государственные предприятия переводятся на так называемый хозяйственный расчёт, то есть, по сути, в значительной степени на коммерческие и капиталистические начала» (ПСС, Т. 44, С. 342–343).
На XI Съезде РКП(б) 27 марта – 2 апреля 1922 г. Ленин говорил: «Крестьянин знает рынок и знает торговлю. Прямого коммунистического распределения мы ввести не могли. Для этого не хватало фабрик и оборудования для них. Тогда мы должны дать через торговлю, но дать это не хуже, чем это давал капиталист, иначе такого управления народ вынести не может. В этом весь гвоздь положения» (ПСС, Т. 45, С. 112).
В своём завещательном письме 1923 г. «О кооперации» он называл уже социализм «строем цивилизованных кооператоров», занимающихся культурной торговлей (Ленин В. И. ПСС, т. 45, с. 373).
В этом же году в известной статье «О нашей революции. По поводу записок Н. Суханова» Ленин оправдывал эти метания из одной крайности в другую следующим образом: «Если для создания социализма требуется определённый уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот определённый „уровень культуры”, ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путём предпосылок для этого определённого уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы». Затем, отстаивая свою позицию, Ленин не нашёл ничего лучшего, как сослаться на известное высказывание Наполеона: «Сначала надо ввязаться в серьёзный бой, а там уже видно будет» (Ленин В. И. ПСС. Т. 45. С. 380, 381).
Этой ленинской установке до сих пор, к сожалению, следуют многие коммунисты – сторонники ленинско-сталинской интерпретации марксизма.
С огромным напряжением сил, с помощью НЭП – элементов государственного капитализма – удалось оживить промышленность и провести индустриализацию. Но НЭП привела к новому расслоению общества на жиреющих предпринимателей – нэпманов в городе, кулачество в деревне – и простой трудовой народ.
В 1927–1928 годах в СССР разразился экономический кризис. Кулачество отказывалось покупать промышленные товары по завышенным ценам, а сдавать хлеб государству по ценам заниженным. В 1929 году в стране по указанию Сталина было произведено раскулачивание с большими жертвами. Под раскулачивание попала и часть крестьян-середняков.
После ликвидации кулачества и частных производств к 30-м годам с частной собственностью на средства производства и частной торговлей было покончено. Средства производства и торговля были огосударствлены. Однако остались товарное производство и товарный обмен продуктами индивидуального потребления ввиду существовавшего разделения труда, в том числе, между городом и деревней. Оставался и наёмный труд. Товарный обмен в СССР стал осуществляться через государственную торговлю. По заветам Ленина экономическая политика этого периода заключалась в развитии государственной торговли. Но ошибка Сталина состояла в том, что это развитие он назвал не строительством мостика к социализму, а самим социализмом. Однако Ленин предупреждал, что развитие государственной торговли является ещё большим дополнительным отступлением назад к капитализму, «когда мы от государственного капитализма переходим к созданию государственного регулирования купли-продажи и денежного обращения» (ПСС, Т. 44, С. 206–208).
В области материального производства общество расслоилось на 2 класса: рабочих и крестьян. Причём крестьянство было прикреплено к земле в созданных колхозах без права свободно их покидать.
Оставалась нужда. По этой причине стали формироваться привилегированные слои советского общества из партийно-государственной номенклатуры, управленцев и советской интеллигенции. Происходило обюрокрачивание советского партийного и государственного аппарата в связи с формированием мобилизационной экономики.
Советской власти не удалось избежать известных марксистских предостережений о том, что любая «власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно». Не помогал и введённый Лениным партмаксимум в зарплате, который распространялся только на партийцев. Вскоре и с ним было покончено. Была отброшена и выявленная марксизмом закономерность, что длительное исполнение управленческих функций одними и теми же людьми ведёт к формированию господствующего эксплуататорского класса из числа управленцев. Советские партийные и государственные деятели, в том числе и из ядра профессиональных революционеров в партии большевиков, стали добывать уважение к себе с помощью исключительных законов, в силу которых они приобретали привилегии для себя, особую святость и неприкосновенность.
Власть развращала и развратила, особенно после смерти Ленина, советское партийное и государственное руководство во главе со всеми генеральными секретарями. Привилегии для партийных и государственных чиновников оставались до конца Советской власти.
Партийная бюрократия стала получать привилегии с 1922 г. Так, во время болезни Ленина на XII партконференции (август 1922 г.) была принята резолюция «О материальном положении активных партработников». Была введена строгая иерархия их обеспечения по 6 разрядам («КПСС в резолюциях и решениях», т. 2, с. 597).
В июле 1923 г. Зиновьев и Бухарин осудили постановление Политбюро об облегчении детям ответственных работников условий поступления в вузы. Они заявили, что «такая привилегия закроет дорогу более даровитым и внесёт элементы касты. Не годится» (Известия ЦК КПСС, 1991, № 4. с. 202).
После смерти Ленина советская бюрократия стала развиваться быстрее, благодаря сталинской политике назначения на должности преданных ему людей.
Каста партийно-государственных чиновников особенно интенсивно стала формироваться с начала 30-х годов. Под руководством Сталина складывалась система «номенклатуры». Это была система распределения официальных постов и привилегий, им сопутствующих.
Номенклатурная система предполагала наличие двух отдельных списков. В первом содержались должности и привилегии, а во втором – имена лиц, пригодных для назначения на эти должности. Система номенклатурных списков создавала машину контроля над любой политической, государственной или общественной должностью значимого масштаба. Центральная и местная партийно-государственная номенклатура в полной мере начинала пользоваться представляемыми властью возможностями. Те, кто становился частью номенклатурной системы, получали соответствующие привилегии, о которых остальное население могло только мечтать. Эти привилегии уже не были стеснены «мещанскими» представлениями о равенстве. Марксистское положение о социальном равенстве, достигаемом с помощью ликвидации подчинения людей общественному разделению труда, было объявлено «левацкой уравниловкой».
В 30-е годы имел место огромный разрыв между городским и деревенским трудом. Индустриализация осуществлялась по существу за счёт эксплуатации деревни через ценовые ножницы. Более того, сельский житель не имел права выбора, так как не имел паспорта, а следовательно был, как правило, пожизненно привязан к сельскохозяйственному, в основном физическому труду. А после коллективизации сельскохозяйственного производства по существу осуществлялось пожизненное прикрепление государственных крестьян (колхозников) к земле. Как это похоже на древний азиатский способ производства, на восточный деспотизм и на илотов в Спарте!
Выступления оппозиции внутри партии с требованиями реализации ленинских установок борьбы с бюрократией были жестоко пресечены Сталиным. Были пресечены и другие оппозиционные выступления. Большинство оппозиционеров было репрессировано, обвинено в шпионаже и расстреляно.
Вот как характеризовал период 30-х годов один из лидеров левой оппозиции, бывший член ЦК РКП(б), заместитель председателя ВСНХ, председатель президиума и секретарь ВЦСПС Тимофей Владимирович Сапронов. В своей статье 1931–1932 г. «Агония мелкобуржуазной диктатуры» он писал: «Положение рабочего класса у нас характеризуется в основном тем же, что и во всём мире, т. е. существованием его раб[очей] силы как товара. Зарплата устанавливается произволом государственных чиновников. Рабочие не только не участвуют в определении цены своего товара – раб[очей] силы, – но они лишены даже возможности влиять на это определение. Рабочая сила здесь не только товар, но товар, находящийся в худших условиях сбыта, чем в капиталистическом о[бщест]ве. Рабочий лишён элементарного права выбирать себе работу. Он лишён всяких средств защиты от жестокой эксплуатации предпринимателем – государством…
Классовое сознание рабочего в глазах бюрократии – порок, а штрейкбрехерство и доносительство – добродетель. Коммунистический лозунг равенства издевательски называется буржуазной уравниловкой, а буржуазная сдельщина (да ещё прогрессивная!) – коммунистическим лозунгом…
В государственной торговле господствует у нас не капиталистическая конкуренция, а государственно-капиталистическая монополия с монополистически-спекулятивными ценами (сверхприбыль), с принудительным ассортиментом товаров.
Вне границ государства наши товары подчинены всем законам капиталистической конкуренции. Они продаются не только ниже себестоимости, а вообще по бросовым ценам. Поэтому раб[очий] класс „Советского Союза” эксплуатируется не только господствующей бюрократией внутри страны, но и, при её посредничестве, ещё и мировой буржуазией.
Все средства производства, в основном, как в городе, так и в деревне, огосударствлены, вся продукция является собственностью государства. Государство организует производство, оно же торгует. Для ведения управленческих, производственных и торговых функций создалась армия чиновников в несколько миллионов. Эта армия не производит, но потребляет лучший кусок произведённого. Она сложилась в социальный слой, заинтересованный в эксплуатации города и деревни. Часть этой бюрократии вышла из рядов революционного пролетариата, большинство же никакого отношения к Октябрьской революции не имеет. Оно навербовано частью из открыто враждебных раб[очему] классу сил, частью из деклассированной м[елкой] буржуазии и худшей полудеревенской части рабочего класса. Эта бюрократия воспиталась не на революции, а на её удушении. Поэтому она враждебна и революции, и раб[очему] классу…
Беглый анализ нашего хозяйства с неизбежностью требует вывода, что это хозяйство с точки зрения научного социализма не может быть подведено ни под какое другое определение, как своеобразный, уродливый госкапитализм…
Если у нас нет буржуазии, у власти находится бюрократия, она же распоряжается средствами производства, а рабочий остаётся наёмным рабом, то характер производства от этого социалистическим не делается…
С точки зрения исторического развития капитализма наш госкапитализм не только не является высшей формой развития капитализма, а, скорее, его первичной формой, формой – в своеобразных условиях – первоначального капиталистического накопления; он является переходным от пролетарской революции к частному капитализму…
Наше государство не только не отмирает, его отрицательные стороны чудовищно растут. Вещи, общественные явления Маркс, Ленин учили рассматривать в их конкретном содержании. Нельзя называть диктатурой пролетариата то, что является прямой её противоположностью, паразитической м[елко]буржуазной диктатурой. Это не значит, что у нас нет диктатуры м[елкой] буржуазии, она является диктатурой м[елко]буржуазной олигархической бюрократии…
В деклассировании раб[очего] класса, в его бесправии, в деклассировании крестьян ценою разрушения производительных сил, в преследовании бедняка и середняка паразитическая диктатура ищет спасения. Но такая политика не спасает, а лишь несколько отсрочивает гибель этой диктатуры.
Чем дольше будут такого рода отсрочки, тем катастрофичней будет её падение…
Называть наше хозяйство социалистическим – значит делать преступление перед раб[очим] классом и дискредитировать идеи коммунизма, следовательно, косвенно помогать буржуазии».
Но ведь о таких последствиях в случае преждевременного взятия власти коммунистами в своё время и предупреждали классики. Так, в письме Энгельса Вельдемейеру от 12 апреля 1853 года читаем: «Мне думается, что в одно прекрасное утро наша партия вследствие беспомощности и вялости остальных партий вынуждена будет встать у власти, чтобы, в конце концов, проводить всё же такие вещи, которые отвечают непосредственно не нашим интересам, а интересам общереволюционным и специфически мелкобуржуазным; в таком случае под давлением пролетарских масс, связанные своими собственными, в известной мере, ложно истолкованными и выдвинутыми в порыве партийной борьбы печатными заявлениями и планами, мы будем вынуждены производить коммунистические опыты и делать скачки, о которых мы сами отлично знаем, насколько они несвоевременны. При этом мы потеряем головы, – надо надеяться только в физическом смысле, – наступит реакция и, прежде, чем мир будет в состоянии дать историческую оценку подобным событиям, нас станут считать не только чудовищами, на что нам было бы наплевать, но и дураками, что уже гораздо хуже. Трудно представить себе другую перспективу» (Маркс К. и Энгельс Ф. Т. 25. С. 490–491).
В 1935 г. Сапронов вместе с женой был арестован и осуждён на 5 лет лишения свободы. 10 августа 1937 г. он был вновь осуждён. 28 сентября 1937 г. Военной коллегией Верховного Суда СССР он был приговорён к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. Реабилитирован 28 марта 1990 г. ВК ВС СССР.
Как было отмечено выше, одним из путей преодоления разделения труда, прежде всего, между городом и деревней классики видели в ликвидации больших городов и слиянии промышленного и сельскохозяйственного производства. Развитие небольших поселений с современной инфраструктурой равномерно рассредоточивало бы промышленность по всей территории и решало бы не только экономические, но и санитарно-гигиенические, и экологические проблемы.
С таким решением полностью соглашался Ленин. «Капитализм, – писал он, – окончательно разрывает связь земледелия с промышленностью, но в то же время своим высшим развитием он готовит новые элементы этой связи, соединения промышленности с земледелием на почве сознательного приложения науки и комбинации коллективного труда, нового расселения человечества (с уничтожением как деревенской заброшенности, оторванности от мира, одичалости, так и противоестественного скопления гигантских масс в больших городах)» (См. ПСС. Т. 26. С. 73–74).
Однако по-иному считал Сталин. В «Экономических проблемах социализма в СССР», написанных Сталиным в 1951 г., он указывал, что «почва для противоположности между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством уже ликвидирована нынешним нашим социалистическим строем. Это, конечно, не значит, что уничтожение противоположности между городом и деревней должно повести к „гибели больших городов” (см. „Анти-Дюринг” Энгельса). Большие города не только не погибнут, но появятся ещё новые большие города, как центры наибольшего роста культуры, как центры не только большой индустрии, но и переработки сельскохозяйственных продуктов и мощного развития всех отраслей пищевой промышленности. Это обстоятельство облегчит культурный расцвет страны и приведёт к выравниванию условий быта в городе и деревне» (Сталин И. Экономические проблемы социализма в СССР. М. 1953, с. 26).
По пути, начертанному Сталиным и шло развитие советского общества. Строились большие города, росли столицы, а в них монументальные строения. Но это прямо противоречило тому, о чём писали Маркс, Энгельс и Ленин. Очевидно, что рост больших городов не вёл к выравниванию условий быта советских людей. Этот путь не делал общество однородным. Наоборот, рост больших городов увеличивал разрыв между условиями жизни в больших, малых и средних городах, между условиями жизни городского и деревенского населения. Он, согласно марксистской теории закономерен для капиталистического разделения труда, т. е. для частных капиталистических отношений, а не для коммунистического обобществления, ликвидации различий в условиях жизни городского и деревенского населения, жителей больших и малых городов. Кроме того, рост больших городов, концентрация в них населения и отходов создаёт санитарно-гигиенические и экологические проблемы. Однако в «Экономических проблемах социализма в СССР» Сталин утверждал обратное.
Как же Сталин решал проблему преодоления разделения труда между городом и деревней, умственным и физическим трудом; трудом управленческим и исполнительским – лежащим в основе деления общества на классы угнетателей и угнетённых?
«Несомненно, – писал он, – что с уничтожением капитализма и системы эксплуатации, с укреплением социалистического строя в нашей стране должна была исчезнуть и противоположность интересов между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством. Оно так и произошло, … Конечно, рабочие и колхозное крестьянство составляют всё же два класса, отличающиеся друг от друга по своему положению. Но это различие ни в коей мере не ослабляет их дружбу…».
Главное существенное различие между городским и деревенским трудом Сталин видел в форме собственности. Он указывал, «что в промышленности мы имеем общенародную собственность на средства производства и продукцию производства, тогда как в сельском хозяйстве имеем не общенародную, а групповую, колхозную собственность. Уже говорилось, что это обстоятельство ведёт к сохранению товарного обращения…» (там же. С. 26–28).
Однако эти суждения никак не решали проблему преодоления противоречий между городским и сельскохозяйственным трудом. В городах, особенно центральных, были сосредоточены наука и культура. Деревня же прозябала в отсталости. Город продолжал эксплуатировать деревню за счёт ножниц в ценах. Колхозники не имели паспортов и не могли свободно выбирать себе тот или иной вид труда.
Если марксизм считает причиной существования различий между городом и деревней разделение труда в результате недостаточного уровня развития производительных сил, то Сталин почему-то усмотрел эту причину в форме собственности. Можно подумать, что единая государственная собственность на средства производства и на промышленную и сельскохозяйственную продукцию ликвидировала бы существенные различия между городским и деревенским трудом, – без развития передового машинного производства, без ликвидации больших городов, без слияния городского и деревенского труда и условий жизни городского и деревенского населения. Тем более что земля и так находилась в собственности государства. Но государственная собственность не может быть общенародной, так как не может быть общенародного государства. Государство всегда есть машина для поддержания господства одного класса над другим
Не слишком изменилось положение дел с преодолением общественного разделения труда между городом и деревней и в 50-е годы. По-прежнему колхозники не имели паспортов и не могли свободно покинуть колхоз. По существу, в сельском хозяйстве имел место принудительный труд, рождающий чувство отчуждения. Не имели решающего значения в преодолении разделения городского и сельского труда созданные на селе машинно-тракторные станции (МТС). Их Сталин считал «смычкой» между городом и деревней, тогда как классики предполагали не «смычку», а «слияние» городского и деревенского труда в едином производственном цикле.
Таким же образом была решена Сталиным и проблема преодоления противоречий между умственным и физическим трудом. «Аналогичное положение имеем мы, – пишет Иосиф Виссарионович, – с проблемой уничтожения противоположности между умственным и физическим трудом. Эта проблема также является известной проблемой, давно поставленной Марксом и Энгельсом. Экономической основой противоположности между умственным и физическим трудом является эксплуатация людей физического труда со стороны представителей умственного труда… Понятно – что с уничтожением капитализма и системы эксплуатации должна была исчезнуть и противоположность интересов между физическим и умственным трудом. И она действительно исчезла при нашем современном социалистическом строе. Теперь люди физического труда и руководящий персонал являются не врагами, а товарищами – друзьями, членами единого производственного коллектива, кровно заинтересованного в преуспевании и улучшении производства. От былой вражды между ними не осталось и следа» (там же).
Итак, Сталин приходит к выводу, что социализм в СССР по существу преодолел противоположность между умственным и физическим трудом, так как интересы работников умственного и физического труда совпадали.
По его мнению, противоречия были преодолены в связи с ликвидацией противоположности интересов городских и деревенских жителей, людей занимающихся умственным и физическим трудом, трудом руководящего персонала (управленческим) и трудом рабочих (управляемым). Эта противоположность, полагал он, преодолена в связи с обращением в государственную собственность средств производства и земли, а также в связи с построением социалистического общества, в котором интересы всех слоёв населения якобы совпадали.
Однако были ли преодолены противоречия, характерные для разделения труда, которые, с одной стороны, повышают производительность труда, а с другой – превращают человека в однобокое существо, которые лежат в основе деления общества на классы? Конечно, нет. Сталин, выдавал желаемое за действительное. На самом же деле противоположность между умственным и физическим трудом исчезнуть не могла без формирования всесторонне развитой личности и развития самых передовых технологий, без ликвидации профессионального образования.
К тому времени техническое оснащение производств ещё не достигло соответствующего уровня. Не была сформирована всесторонне развитая личность. Оплата труда профессиональных работников умственного и физического труда была различной.
Действие закона разделения труда особенно усилилось перед войной и во время Великой отечественной войны. Труд всё более стал носить принудительный и лагерный характер. Были репрессированы многие советские учёные, которые трудились в условиях лишения свободы.
Указами Президиума Верховного Совета СССР 1940 г. была введена уголовная ответственность (до полугода лишения свободы) за 15 минутное опоздание на работу и самовольное оставление производства.
Война ещё более способствовала расслоению советского общества.
Партийно-государственная бюрократия наделялась чрезвычайными полномочиями и привилегиями. Партийные руководители всё более осваивали принцип единоначалия.
Высококвалифицированные рабочие, те, кто был занят на важных военных производствах, освобождались от службы в армии, получали относительно высокую зарплату, обеспечивались улучшенными пайками и могли покупать товары по фиксированным ценам через систему ОРСов (Отдел рабочего снабжения). Остальные рабочие находились на полуголодном пайке. Так формировалась рабочая аристократия.
Особо расслоение коснулось армии, где с 1943 г. были введены погоны и традиционные офицерские звания, которые существовали до революции. Теперь командиров называли офицерами – так же, как при царе. Высший, средний и низший офицерский состав пользовался установленными для них привилегиями. В это время сын Сталина от второго брака Василий в двадцать четыре года становится генералом.
Офицеры имели солдат-вестовых, которые их обслуживали. Солдаты по существу находились в полурабском положении.
Для подготовки офицерской военной элиты были созданы суворовские и нахимовские училища, где особым покровительством пользовались дети офицеров. После войны началось формирование военных династий.
К концу войны военные офицеры занимали такое положение, какого не имела никакая иная прослойка советского общества. Так происходило его дальнейшее расслоение.
В «Экономических проблемах социализма в СССР» Сталин утверждал, что основные противоречия интересов между городом и деревней, а также между умственным и физическим трудом в СССР были ликвидированы, остались только существенные и несущественные различия.
Более того, он считал, что в части преодоления существенных и несущественных различий им было сказано новое слово в развитии марксизма. «Совершенно другой характер, – писал он, – имеет проблема исчезновения различий между городом (промышленностью) и деревней (сельским хозяйством), между физическим и умственным трудом. Эта проблема не ставилась классиками марксизма. Это новая проблема, поставленная практикой нашего социалистического строительства…».
Несущественные различия Сталин считал непреодолимыми. Они, по его мнению, останутся и при полном коммунизме. В этой связи он писал: «Некоторые товарищи утверждают, что со временем исчезнет не только существенное различие между промышленностью и сельским хозяйством, между физическим и умственным трудом, но исчезнет также всякое различие между ними. Это неверно. Уничтожение существенного различия между промышленностью и сельским хозяйством не может привести к уничтожению всякого различия между ними. Какое-то различие, хотя и несущественное, безусловно, останется ввиду различий в условиях работы в промышленности и в сельском хозяйстве. Даже в промышленности, если иметь в виду различные её отрасли, условия работы не везде одинаковы: условия работы, например, шахтёров отличаются от условий работы машиностроительных рабочих. Если это верно, то тем более должно сохраниться известное различие между промышленностью и сельским хозяйством.
То же самое надо сказать насчёт различия между трудом умственным и трудом физическим. Существенное различие между ними в смысле разрыва в культурно-техническом уровне, безусловно, исчезнет. Но какое-то различие, хотя и несущественное, всё же сохранится, хотя бы потому, что условия работы руководящего состава предприятий не одинаковы с условиями работы рабочих» (там же, с. 29).
Следовательно, к несущественным различиям, которые будут иметь место и на более высокой фазе коммунизма, Сталин относил различия в условиях труда в промышленности и в сельском хозяйстве, различия в условиях труда рабочих разной специализации, а также «руководящего состава предприятий» и рабочих. Ничего себе несущественные различия, когда останутся начальники и рабочие! Значит, Сталин, видимо, недопонимал не только сути марксистского учения о необходимости преодоления разделения труда между рабочими и так называемым «руководящим составом», но и сути коммунизма вообще. При полном коммунизме, согласно марксистскому учению, не будет условий для разделения труда на труд городской и деревенский, умственный и физический, управляющий и управляемый. Эти виды труда сольются, будет действовать закон перемены общественного труда. Общество будет однородным благодаря тому, что прекратит действие закон разделения труда, который лежит в основе деления общества на классы, слои и прослойки.
Сталин указывал, что уничтожение «существенного различия между умственным и физическим трудом» произойдёт в том числе «путём поднятия культурно-технического уровня рабочих до уровня технического персонала». Следовательно, по Сталину, при коммунизме останутся рабочие и технический персонал, т. е. останутся пожизненные профессии рабочих и управленцев. Между ними останется разделение труда. Но это не имеет отношения к марксистской теории, согласно которой при полном коммунизме не может быть разделения труда между рабочими и техническим персоналом, между управленцами и управляемыми. Этот труд сольётся. Его будут осуществлять одни и те же люди, так как не будет разделения труда на умственный и физический, управленческий и управляемый. «На место управления лицами, – пишет Энгельс в „Анти-Дюринге”, – становится управление вещами и руководство производственными процессами» (Энгельс Ф. Анти-Дюринг. М. Политиздат. 1977. С. 285).
О недопонимании Сталиным и его окружением проблемы преодоления действия закона общественного разделения труда свидетельствует и его высказывание о том, что при полном коммунизме члены общества должны будут иметь «возможность получить образование, достаточное для того, чтобы стать активными деятелями общественного развития, чтобы они имели возможность свободно выбирать профессию, а не быть прикованными на всю жизнь, в силу существующего разделения труда, к одной какой-либо профессии» (там же, с. 68). Следовательно, по Сталину, при полном коммунизме останутся пожизненные профессии, которые член общества будет свободно выбирать в связи со склонностями и полученным образованием. Тем самым Сталин по существу допускал коммунистическое разделение труда. А это позиция не Маркса, не Энгельса и не Ленина, а позиция Е. Дюринга, которую Маркс с Энгельсом как раз и подвергли уничтожающей критике. Они называли такую позицию способом мышления эксплуататорских классов (Энгельс Ф. Анти-Дюринг. С. 297). На весьма схожие со Сталиным рассуждения Дюринга Энгельс ответил следующим образом: «Теперь, после всего сказанного, можно оценить по достоинству ребяческое представление г-на Дюринга, будто общество может взять во владение всю совокупность средств производства, не производя коренного переворота в старом способе производства и не устраняя, прежде всего старого разделения труда; будто задача может считаться решённой, раз только „будут приниматься во внимание природные условия и личные способности”. При этом, однако, целые массы человеческих существ останутся по-прежнему прикованными к производству одного вида продуктов, целые „населения” будут заняты в одной какой-нибудь отрасли производства, и человечество будет, как и до сих пор, делиться на известное число различным образом искалеченных „экономических разновидностей”, каковыми являются „тачечники” и „архитекторы”. Выходит, что общество в целом должно стать господином средств производства лишь для того, чтобы каждый отдельный член общества оставался рабом своих средств производства, получив только право выбирать, какое средство производства должно порабощать его» (там же. С. 301–302).
Противоречащее марксизму понимание проблемы преодоления действия закона общественного разделения труда, допущение существования разделения труда в виде несущественных различий при полном коммунизме было взято на вооружение КПСС, общественной наукой и пропагандой в последующие периоды советской истории. Так, например, в учебном пособии по научному коммунизму 1973 г. в разделе «Преодоление социально-классового содержания разделения труда» читаем: «Система социалистического общественного разделения труда представляет собой новую, более высокую по сравнению с капиталистической, форму разделения труда, хотя и сохраняющую отдельные элементы старой системы, связанные с уровнем развития производительных сил. Социалистическая система разделения труда непрерывно изменяется, совершенствуется, развивается в направлении перерастания в коммунистическую систему общественного разделения труда, которая будет качественно отличаться от предыдущей» (Научный коммунизм. Учебное пособие. М. Высшая школа. 1973. С. 319).
Как видим, в учебной литературе и после смерти Сталина повторялись ошибочные немарксистские положения. В ней речь уже шла не только о социалистическом, но и о коммунистическом разделении труда.
Объективности ради необходимо отметить, что в хрущевско-брежневские времена предпринимались робкие попытки решения проблемы преодоления действия закона разделения труда между промышленным и сельскохозяйственным производством в русле марксистской теории. Создавались агропромышленные комплексы (АПК), строились посёлки городского типа, приближённые к источникам сырья.
В это же время в СССР проводились эксперименты по формированию всесторонне развитой коммунистической личности путём введения в средних школах политехнического образования, а в вузах широкой специализации с базовыми философскими и иными обществоведческими знаниями. Однако эти попытки были робкими и непоследовательными.
Формированию коммунистической личности препятствовали запрещение в СССР использования детского производительного труда, пропаганда семьи, как основной хозяйственной ячейки общества.
Маркс и Энгельс отмечали, что «вместе с разделением труда дано и противоречие между интересом отдельного индивида или отдельной семьи и общим интересом всех индивидов, находящихся в общении друг с другом» («Немецкая идеология»). В СССР в условиях полукапиталистического разделения труда интересы отдельного индивида или отдельной семьи, естественно, не совпадали с интересами общества. Семья продолжала быть экономической ячейкой общества, и она требовала источников для своего существования. Ей была отведена главная экономическая роль в производстве, обеспечении и воспитании подрастающего поколения. Поэтому она стремилась к индивидуальному накоплению собственности. Тем самым она противопоставляла свои интересы интересам общества. Каждый советский человек знает это по своему опыту. Это было причиной многих негативных антиобщественных явлений: злоупотреблений служебным положением, взяточничества, хищений социалистической собственности, краж на производстве, выпуска некачественной продукции и т. п. Семейное воспитание способствовало формированию у советских детей индивидуалистических, эгоистических наклонностей.
Полукапиталистические производственные отношения в СССР были обусловлены не только существовавшим полукапиталистическим разделением труда, но и товарным производством и обменом. В СССР в определённом смысле всегда оставались наёмный труд в промышленном и сельскохозяйственном (за исключением колхозного) производстве, ориентация на стоимость рабочей силы, а следовательно, и отчуждение труда. В тех же «Экономических проблемах социализма в СССР» Сталин писал: «Иногда спрашивают: существует ли и действует ли у нас, при нашем социалистическом строе, закон стоимости? Да, существует и действует. Там, где есть товары и товарное производство, не может не быть и закона стоимости. Сфера действия закона стоимости распространяется у нас прежде всего на товарное обращение, на обмен товаров через куплю-продажу, на обмен главным образом товаров личного потребления. Здесь, в этой области, закон стоимости сохраняет за собой, конечно, в известных пределах роль регулятора. Но действия закона стоимости не ограничиваются сферой товарного обращения. Они распространяются также на производство. Правда, закон стоимости не имеет регулирующего значения в нашем социалистическом производстве, но он всё же воздействует на производство, и этого нельзя не учитывать при руководстве производством. Дело в том, что потребительские продукты, необходимые для покрытия затрат рабочей силы в процессе производства, производятся у нас и реализуются как товары, подлежащие действию закона стоимости. Здесь именно и открывается воздействие закона стоимости на производство. В связи с этим на наших предприятиях имеют актуальное значение такие вопросы, как вопрос о хозяйственном расчёте и рентабельности, вопрос о себестоимости, вопрос о ценах и т. п.» (Сталин И. Указ. раб. С. 23). Таким образом, Сталин прекращение действия закона стоимостного товарно-денежного обмена связывал с полным коммунизмом, а не с его первой фазой (социализмом), тогда как классики и Ленин исключали возможность развития товарно-денежных отношений уже при социализме. Развитие товарно-денежных отношений в СССР Ленин допускал не при социализме, а при строительстве прочных мостков к социализму в период НЭП. Но Иосиф Виссарионович распространил это ленинское положение на период полной и окончательной победы социализма.
Вот что он писал о развитии товарного производства при социализме: «Нельзя рассматривать товарное производство как нечто самодовлеющее, независимое от окружающих экономических условий. Товарное производство старше капиталистического производства. Оно существовало при рабовладельческом строе и обслуживало его, однако не привело к капитализму. Оно существовало при феодализме и обслуживало его, однако, несмотря на то, что оно подготовило некоторые условия для капиталистического производства, не привело к капитализму. Спрашивается, почему не может товарное производство обслуживать также на известный период наше социалистическое общество, не приводя к капитализму, если иметь в виду, что товарное производство не имеет у нас такого неограниченного и всеобъемлющего распространения, как при капиталистических условиях, что оно у нас поставлено в строгие рамки благодаря таким решающим экономическим условиям, как общественная собственность на средства производства, ликвидация системы наёмного труда, ликвидация системы эксплуатации?»
И он делал вывод, что «наше товарное производство представляет собой не обычное товарное производство, а товарное производство особого рода, товарное производство без капиталистов, которое имеет дело в основном с товарами объединённых социалистических производителей (государство, колхозы, кооперация), сфера действия которого ограничена предметами личного потребления, которое очевидно, никак не может развиться в капиталистическое производство и которому суждено обслуживать, совместно с его „денежным хозяйством”, дело развития и укрепления социалистического производства» (там же. С. 15–21).
Эти идеи мы находим в проекте 3-й программы ВКП(б) 1947 г., составленном учёными Митиным и Юдиным (Трушков В. Неизвестная программа ВКП(б). Правда. 2016. №№79, 82, 85, 88, 91, 94, 97, 100, 103, 106).
Сталин повторил их в «Экономических проблемах социализма в СССР». Ошибка была не в том, что признавались действие закона стоимости и существования рынка в СССР (это — констатация факта), а в том, что эти категории считались не капиталистическими, а социалистическими. Своим авторитетом Иосиф Виссарионович накрепко связал рынок с социализмом. Тем самым он дезориентировал коммунистов.
Относительно судьбы государственности советская общественная наука также повторяла его ошибочные утверждения. Так, в отчётном докладе съезду «О работе ЦК ВКП(б)» 10 марта 1939 года Сталин говорил: «Как видите, мы имеем теперь совершенно новое, социалистическое государство, не виданное ещё в истории и значительно отличающееся по своей форме и функциям от социалистического государства первой фазы.
Но развитие не может остановиться на этом. Мы идём дальше, вперёд, к коммунизму. Сохранится ли у нас государство также и в период коммунизма?
Да, сохранится, если не будет ликвидировано капиталистическое окружение, если не будет уничтожена опасность военных нападений извне, причём понятно, что формы нашего государства вновь будут изменены, сообразно с изменением внутренней и внешней обстановки.
Нет, не сохранится и отомрёт, если капиталистическое окружение будет ликвидировано, если оно будет заменено окружением социалистическим» (См. Сталин И. Вопросы ленинизма. Изд. 11. ОГИЗ. Госполитиздат. 1947. С. 605–606).
Утверждение о возможности достижения высшей фазы коммунизма в одной стране, находящейся в капиталистическом окружении, о возможности наличия поэтому государства и публичной власти, конечно, противоречило марксисткой теории. Однако Сталин свои идеи укрепления государства при переходе к коммунизму и возможность существования государства при полном коммунизме называл развитием марксизма, творческим марксизмом. Укрепление советского государственного аппарата он, вопреки марксистской теории, считал диалектикой отмирания государства.
Вот, например, что было написано по этому поводу в «Словаре иностранных слов», который был издан при жизни Сталина, в 1949 году: «Сталин блестяще развил ленинское учение о социалистическом государстве, … пришёл к гениальному выводу о необходимости сохранения государства и при коммунизме, если не будет ликвидировано капиталистическое окружение, если оно не будет заменено окружением социалистическим» (См. Словарь иностранных слов. М. 1949. С. С. 314, 550).
Итак, Сталин, по мнению составителей словаря, «развил» не только марксистское, но и ленинское учение. Вместо марксистско-ленинского отмирания государства он стал вести речь об его укрепление в период социализма. Реализуя сталинскую «диалектику» укрепления государственности для её отмирания, советская бюрократия расширяла свои привилегии, всё более отдаляясь от простых тружеников. Депутатский корпус стал наделяться иммунитетом, а механизм его отзыва – усложняться.
После смерти Сталина усилению действия в обществе закона общественного разделения труда, товарного производства и обмена в значительной мере способствовала так называемая косыгинская реформа 1965 г., расширявшая в экономике модели хозрасчёта и самофинасирования.
Эти преобразования, проводимые в русле партийных установок ещё периода НЭП, с подачи Сталина были распространены на весь переходный период социализма. Они усилили ориентацию советского хозяйственного механизма на извлечение максимальной прибыли, формировали отношения коллективного эгоизма.
Директора предприятий в массе своей стали стремиться к полной хозяйственной независимости, к полному распоряжению средствами производства и распределения, находившимися в их владении и пользовании, что обусловило в дальнейшем их роль как ударной силы контрреволюции.
Расслоение общества происходило и за счёт формирования теневой сферы экономики. Постепенно деньги этой сферы стали сращиваться с партийной и государственной номенклатурой, которая формировалась в господствующий эксплуататорский класс, стремящийся к легализации своих доходов.
Всякие попытки сторонников классической марксистской теории коммунизма ставить вопрос о необходимости преодоления общественного разделения труда наталкивались на сопротивление со стороны носителей сталинских идей, обвинявших их в пропаганде «уравниловки». Это заблуждение, распространившееся в советском обществе, пронизанном мелкобуржуазной, крестьянской психологией, затем сыграло с ним злую шутку. Оно стало одной из главных идеологических причин реставрации в нём полного капитализма, глубокого социального неравенства и вопиющей несправедливости в распределении жизненных средств. Советское мелкобуржуазное бытие определяло сознание, которое до поры до времени скрывалось, а затем со всей силой прорвалось в период перестройки и развития рыночных, т. е. капиталистических отношений на территории бывшего Советского Союза. В результате произошёл распад и развал СССР. Исторический опыт Советского Союза показал, что классики, как всегда, оказались правы – в том, что произвести непосредственно коммунистические преобразования в отдельно взятой и отсталой стране невозможно без мировой коммунистической революции. Вызревание предпосылок её видимо завершается в ныне господствующих странах капитала, в том числе и в РФ.