Дьяченко В. И.

Во втором январском 2017 года номере «Советской России» была опубликована статья доктора философских наук, профессора Ричарда Ивановича Косолапова «ПРЕРВАН ПРОЕКТ СОЦИАЛИЗМА. ЧТО ДЕЛАТЬ?». Статья вызвала восхищение у многих членов КПРФ, партии «Коммунисты России», ОКП и многих других сторонников ленинско-сталинских взглядов на социализм. Как и всегда, великолепный стиль, художественные образы, мастерское владение словом. Но содержание вызывает недоумение. Ричард Иванович называет себя марксистом. Он работал в ЦК КПСС. В 90-е вместе с нами активно боролся с горбачёвщиной, ельцинизмом. Был членом ЦК РКРП, затем организовывал ленинскую позицию внутри коммунистического движения. После создания КПРФ стал членом её ЦК, активно боролся и борется с зюгановщиной. Занимается изданием трудов Сталина. Но в последнее время у него (впрочем, и не только у него, но и у большинства сталинистов) наметилась очевидная тенденция вновь превращать коммунизм в призрак. Так, в одной из своих прежних статей под названием «Оптимизация общественной системы» Ричард Иванович пишет: «Задача всех лево-патриотических сил ныне – упорно заново инициировать движение великого общерусского воссоединения снизу, сплачивая, независимо от их этнического происхождения, прежде всего всех людей нашего языка (мовы) и их братьев по месту рождения, по среде обитания, труду и культуре, истории и образу жизни». А завершает статью словами:

Признаюсь, помянутый вначале «Призрак» (имеется в виду призрак коммунизма — прим. моё, В. Д.) всё время, пока я писал, похаживал, шастал вокруг. Может быть, это хоть чуть приблизило нас к искомой национальной (которая не может не быть и интернациональной) идее…Социализм от рассвета до рассвета. Материалы Форума марксистов 25–26 октября 2014 года под ред. А. А. Ковалёва. М. ИТРК. 2015. С. 246, 247.

Видимо Ричарду Ивановичу, также как и Геннадию Андреевичу Зюганову, не даёт покоя идея объединения русских, независимо от их классовой и идеологической принадлежности по признаку общности языка. Однако какое отношение такое объединение имеет к марксизму, к коммунизму? Никакого. Не подобный ли призыв привёл к майдану в Киеве, к гражданской войне на Украине и украинскому национализму? Разве классики призывали к объединению людей на основе этнической общности и общности языка, а не к объединению пролетариата различных стран мира, независимо от национальной принадлежности и языка для освобождения человечества от капитализма, от класса паразитов и паразитических наростов на теле общества?

Вот и в новой статье, прежде всего, удивляет восхищение Косолапова довоенным проектом Дворца Советов с венчающей его 100-метровой фигурой Ильича. По его мнению, этот проект является популярным «символом социалистического созидания». Однако разве строительство высотных зданий для размещения там властных структур, возведение больших и многочисленных памятников, возвеличивающих вождей, символизирует социалистическое созидание? Подобное строительство пока не помогло ни одной стране мира стать социалистической, так как там, где есть громадный государственный бюрократический аппарат и идолопоклонство, нет и не может быть социализма. Социализм предполагает не развитие, а отмирание государственных бюрократических институтов, стремление к социальному равенству, а не к удовлетворению животного инстинкта доминирования одних особей над другими.

Продолжая свою мысль, профессор Косолапов критикует Хрущёва за открытие на том месте плавательного бассейна. «Рукоплескания доверчивого съезда, – пишет он, – „подкрепили” плесканием хлорированной лужи. Ну, „уважили”! Но свято место пусто не бывает…».

Интересно, получается: построить дворец для государственных чиновников с громадным монументом вождя, по Косолапову, – это социализм, а построить плавательный бассейн для простых людей – это не социализм!

Также не убеждает утверждение проф. Косолапова, «что в СССР социализм строился „по Марксу”, в целом верно только в период, называемый ленинско-сталинским, то есть до 50-х годов прошлого века, а в последующем мы наблюдали дилетантские метания руководства страны».

Добросовестный, объективный подход к изучению истории СССР показывает, что социализм в СССР не строился «по Марксу» ни в какой исторический период. Нет сомнений, что партия большевиков во главе с В. И. Лениным, взяв власть, вполне искренне стремилась реализовать марксистский проект, что было отражено в первой Конституции РСФСР 1918 года. Однако условий для его реализации в отсталой аграрной стране, революция в которой не была поддержана пролетарскими революциями в господствующих странах капитала, в то время не было. Поэтому сразу после взятия власти начались дилетантские метания. Продолжались эти метания все советские годы по принципу: «шаг вперёд, два шага назад» до распада и развала СССР.

Вначале, вопреки предупреждениям некоторых своих соратников, не хотевших есть не созревшие плоды, партия большевиков захватила власть, почти валявшуюся после падения царизма в России, и сформировала своё правительство с высшими должностными лицами, что противоречило марксистской конструкции пролетарского полу-государства. Возглавил правительство В. И. Ленин. Затем было разогнано Учредительное собрание, так как партия не набрала большинства голосов в процессе выборов делегатов для участия. Намечалось, что Учредительное собрание вместе с большевиками создаст левое коалиционное правительство с целью проведения политики, направленной на первоначальное накопление капитала за счёт мирного доразвития капитализма. После чего предполагалось приступать к последующим социальным преобразованиям. Но, разогнав 6 января 1918 года Учредительное собрание, партия большевиков во многом спровоцировала гражданскую войну.

Как справедливо отмечает историк А. В. Островский в статье «Октябрьская революция: случайность? Исторический зигзаг? Или закономерность?»,

первые декреты советской власти, конечно, отвечали интересам угнетённых масс. Был заключён мир, конфисковано помещичье землевладение, все земли переданы крестьянам для уравнительного распределения, запрещена торговля землёй и сдача её в аренду, запрещено использование в деревне наёмного труда, издан декрет о восьмичасовом рабочем дне, объявлено о введении рабочего контроля, национализированы банки и некоторые другие отрасли экономики, аннулированы государственные долги, всем народам предоставлено право на самоопределение, введена монополия внешней торговли, ликвидированы национальные, сословные и религиозные ограничения, церковь отделена от государства, женщины уравнены в правах с мужчинами и т. д. Если бы выборы в Учредительное собрание были проведены не в ноябре 1917 г., а весной 1918 г. партия большевиков имела бы все шансы для того, чтобы получить на них подавляющее большинство голосов. Но многие декреты этого времени в силу невозможности их реализации имели лишь пропагандистский характер. Ленин считал даже возможным говорить о целой «полосе пропаганды декретами». «У нас, — отмечал он, — была полоса, когда декреты служили формой пропаганды. Над нами смеялись, говорили, что большевики не понимают, что их декретов не исполняют; вся белогвардейская пресса полна насмешек на этот счёт, но эта полоса была законной, когда большевики взяли власть и сказали рядовому крестьянству, рядовому рабочему: вот, как нам хотелось бы, чтобы государство управлялось, вот декрет, попробуйте. Простому рабочему и крестьянину мы свои представления о политике сразу давали в форме декретов. В результате было завоевание того громадного доверия, которое мы имели и имеем в народных массах. Это было время, это была полоса, которая была необходима в начале революции, без этого мы бы не стали во главе революционной волны, а стали бы плестись в хвосте. Без этого не было бы к нам доверия всех рабочих и крестьян, которые хотели построить жизнь на новых основах» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 111, 429; Т. 45. С. 414).

И вот здесь, – пишет далее Островский, – почти с самого же начала обнаруживается расхождение между словом и делом. Главная причина этого заключалась в том, что придя к власти, провозгласив курс на социалистическую революцию и получив в этом отношении значительную поддержку как в городе, так и в деревне, партия большевиков оказалась перед неразрешимой проблемой: для того, чтобы сохранить эту поддержку и остаться партией пролетариата, она должна была идти по намеченному курсу, но поскольку социализм был невозможен, то удержаться у власти партия могла, только отказавшись от своих первоначальных стремлений и обещаний.

Островский А. В. Октябрьская революция: случайность? Исторический зигзаг? Или закономерность?

Лозунги: мир народам, фабрики рабочим, а землю крестьянам реализовать не удалось. Обещанного мира не получилось. Войнами сопровождался весь ленинско-сталинский период.

По причине гражданской войны, отступив от марксистской конструкции пролетарского государства, партия была вынуждена вместо вооружённого народа создавать постоянную призывную армию для защиты «социалистического» Отечества, политическую полицию под названием ВЧК, а позже ГПУ, и профессиональную милицию (полицию). В конце концов, все эти силовые структуры в начале 90-х предали коммунистические идеалы и перешли на сторону того, кто им платил зарплату – на сторону классового противника.

Обстановка вынудила партию отказаться и от демократических принципов коллегиальности в управлении и выборности руководства вначале в армии, а затем и в промышленности. Затем были сужены демократические принципы и в партии.

Не было выполнено и обещание отдать фабрики рабочим. Фабрично–заводские комитеты не стали органами власти, как задумывалось. Власть перешла к советам рабочих, крестьянских и солдатских депутатов под руководством партийных функционеров. Чтобы удержаться у власти большевикам нередко приходилось фальсифицировать выборы и в эти советы, в которых преобладали крестьянские частнособственнические интересы.

В 20-х годах партийно-государственному руководству были подчинены профсоюзы. Функции хозяйственного управления переданы им не были. Вместо борьбы с самодурством начальства, профсоюзы становились их пристяжным ремнём.

Земля была национализирована и передана крестьянам в пожизненное владение. На первый взгляд лозунг «земля крестьянам» был воплощён в жизнь. Однако и он оказался лукавым. Передача государственной земли крестьянам в пожизненное владение обеспечило большевикам возможность в период гражданской войны продлить продовольственную развёрстку, введённую ещё временным правительством, и изымать у крестьян урожай.

С 1918 года промышленные предприятия были национализированы. В них внедрялись коммунистические порядки, безденежное распределение продуктов индивидуального потребления.

У крестьян изымалась сельскохозяйственная продукция, в основном безвозмездно, так как не хватало промышленных изделий для обмена с деревней. Затем она развёрстывалась (распределялась) по городам. Тем самым была предпринята нелепая попытка избавиться от товарно-денежного обмена между городом и деревней, вопреки марксистскому учению, когда для этого не было соответствующих условий.

В то же время Ленин предполагал организовать сеть производственно-потребительских коммун для преодоления через них общественного разделения труда, товарного производства и обмена. Однако в условиях недостатка промышленных изделий и продовольствия создание таких коммун приводило к обобществлению нужды, о чём и предупреждали классики.

Все эти мероприятия впоследствии были названы военным коммунизмом. Крестьяне противились этим порядкам. Вначале они прятали урожай, а затем и вовсе сократили посевные площади. Такая политика советской власти к 1921 году привела к голоду, эпидемиям и крестьянским мятежам. Пришлось использовать Красную армию для подавления голодных бунтов. Эксплуатация крестьянства советским государством продолжалась и после военного коммунизма.

К 1921 г. стало ясно, что недостаточный уровень развития производительных сил страны, разрушение промышленности в годы гражданской войны, отсутствие помощи со стороны пролетариата развитых стран ввиду отсутствия мировой коммунистической революции, частнособственнические интересы крестьянства, мятежи и восстания против советской власти не позволяют осуществлять социалистические преобразования. Крестьянство не хотело коммунизма, оно хотело торговать. Пришлось пятиться назад к капитализму через НЭП, пересматривая всю свою точку зрения на социализм.

В речи «К четырёхлетней годовщине Октябрьской революции» 14 октября 1921 г. Ленин разъяснял:

Мы рассчитывали — или, может быть, вернее будет сказать: мы предполагали без достаточного расчёта — непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и государственное распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране. Жизнь показала нашу ошибку.

На XI Съезде РКП(б) 27 марта – 2 апреля 1922 г. Ленин говорил:

Крестьянин знает рынок и знает торговлю. Прямого коммунистического распределения мы ввести не могли. Для этого не хватало фабрик и оборудования для них.ПСС, Т. 45, С. 112.

В 1923 году в известной статье «О нашей революции. По поводу записок Н. Суханова» Ленин оправдывал метания известным высказыванием Наполеона:

Сначала надо ввязаться в серьёзный бой, а там уже видно будет.Ленин В. И. ПСС. Т. 45. С. 380, 381.

Ясно, что у Ленина и партии продуманного социалистического проекта на основе марксистской теории не было. Поэтому и приходилось шарахаться из стороны в сторону, оправдывая это трудностями первопроходцев. Но ведь имелись предостережения классиков и соратников по партии, что так оно и будет при столь низком уровне развития производительных сил России и без революций в господствующих странах капитала. Однако отказаться от цели непосредственно социалистических преобразований, провозглашённой Конституцией РСФСР 1918 г. Ленин и партия уже не могли. Такой отказ был смерти подобен. Поэтому в массовое сознание постоянно внедрялась мысль, что все эти прыжки есть научно выверенная программа строительства социализма.

О подобной перспективе развития событий предупреждал Ф. Энгельс ещё в 1850 г.  В работе «Крестьянская война в Германии» он писал:

Самым худшим из всего, что может предстоять вождю крайней партии, является вынужденная необходимость обладать властью в то время, когда движение ещё недостаточно созрело для господства представляемого им класса и для проведения мер, обеспечивающих это господство. То, что он может сделать, зависит не от его воли, а от того уровня, которого достигли противоречия между различными классами, и от степени развития материальных условий жизни, отношений производства и обмена, которые всегда определяют и степень развития классовых противоречий. То, что он должен сделать, чего требует от него его собственная партия, зависит опять-таки не от него самого, но также и не от степени развития классовой борьбы и порождающих её условий; он связан уже выдвинутыми им доктринами и требованиями, которые опять-таки вытекают не из данного соотношения общественных классов и не из данного, более или менее случайного, состояния условий производства и обмена, а являются плодом более или менее глубокого понимания им общих результатов общественного и политического движения. Таким образом, он неизбежно оказывается перед неразрешимой дилеммой: то, что он может сделать, противоречит всем его прежним выступлениям, его принципам и непосредственным интересам его партии; а то, что он должен сделать, невыполнимо. Словом, он вынужден представлять не свою партию, не свой класс, а тот класс, для господства которого движение уже достаточно созрело в данный момент. Он должен в интересах самого движения отстаивать интересы чуждого ему класса и отделываться от своего класса фразами, обещаниями и уверениями в том, что интересы другого класса являются его собственными. Кто раз попал в это ложное положение, тот погиб безвозвратно.Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 7. С. 422–423.

В сталинский период после сворачивания НЭП в стране были сделаны значительные шаги в направлении накопления капитала и индустриализации страны. Строились новые фабрики и заводы, возводились новые города. В деревне была проведена насильственная коллективизация сельхозпроизводителей. Были образованы колхозы и совхозы. Ликвидировалась безграмотность. Была создана советская система образования и науки, ввозилась новая зарубежная техника. Создавались централизованные фонды потребления. Сформировалась система бесплатного медицинского обслуживания. Страна перешла на плановое ведение хозяйства. Все эти мероприятия осуществлялись в рамках своеобразного государственного капитализма с элементами азиатской деспотии и феодальных отношений. С помощью этих элементов страна переходила из разряда аграрных в разряд индустриально развитых стран. Вся государственная политика проводилась под руководством партии, называвшей себя коммунистической, и под коммунистическими лозунгами, которые постепенно превращались в пустые штампы, так как к непосредственно коммунистическим преобразованиям такая политика, с точки зрения классического марксизма, не имела отношения. Она осуществлялись за счёт эксплуатации крестьянства, у которого после введения товарно-денежных отношений и продовольственного налога хлеб закупался по заниженным ценам, а промышленные товары продавались крестьянам по ценам завышенным. Эти ножницы цен позволяли экспортировать хлеба за границу и за счёт этого осуществлять модернизацию страны. Такие методы присущи досоциалистической формации.

В 1927–28 годах разразился кризис. Крестьяне по инициативе кулачества стали отказываться продавать сельскохозяйственную продукцию государству по заниженным ценам. Партия во главе со Сталиным осуществила раскулачивание зажиточных крестьян. Они были сосланы в Сибирь. Тем самым были насильственно ликвидированы последние остатки бывших эксплуататорских классов. Таким же способом они были ликвидированы и в других союзных республиках.

После этого насильственно объединённое в колхозы малоимущее крестьянство по существу было превращено в подневольный эксплуатируемый городом класс. Прикреплённый к земле крестьянин не имел паспорта, а, следовательно, возможности покинуть деревню без решения начальства. О преодолении разделения труда между городом и деревней и тем самым о ликвидации классовых различий между рабочими и крестьянами речи и не шло.

Вместе с тем на полную мощь пришлось включать законы товарного производства и обмена, а после сворачивания НЭП переходить на государственную торговлю, что усиливало первоначальное государственно-капиталистическое накопление.

В это же время была создана и развивалась партийно-государственная номенклатура, что усиливало действие закона разделения труда между трудом управленческим и исполнительским.

Как и предполагали классики, в условиях нужды происходила борьба за необходимые средства существования. Носитель частнособственнического мировоззрения, обыватель ринулся в партийные и государственные органы в поисках тёплых мест, что в дальнейшем и привело к перерождению партии. Основная масса партийцев о марксистском учении имела самые поверхностные представления. Она была пропитана мелкобуржуазными представлениями о социализме.

Одновременно был взят курс на всемерное укрепление государственности. Диктатура интересов пролетариата, направленная на уничтожение отношений частного присвоения и построение общества социального равенства, всё больше превращалась в диктатуру интересов властвующей партийной и государственной верхушки. Всё более внедрялись административно-командные методы управления, раскручивался маховик репрессий, державший в страхе всё население. И это после того, как в 1936 году было заявлено о полной победе социализма и о ликвидации эксплуататорских классов.

Накануне Великой Отечественной войны репрессиям подвергся командный состав Красной Армии. Победа в финской войне досталась путём больших потерь. В 1940 г. были приняты указы об уголовной ответственности за опоздание на работу свыше 15 минут и за самовольное оставление работы. В войну армия вступила ослабленной. Победа досталась ценой огромных усилий и жертв, благодаря проведённым до войны мероприятиям по индустриализации промышленности и коллективизации сельскохозяйственного производства, развитию науки и техники. Это позволило в короткое время восстановить разрушенную войной страну.

В послесталинское время административно-командные методы управления продолжали развиваться. Только несколько смягчены были репрессивные меры. Этот период также характеризовался метаниями партийного и государственного руководства страны из одной крайности в другую, что справедливо отмечает и сам автор статьи.

Но вектор коммунистического строительства оставался официальной доктриной советского государства, что получило отражение в 3-й программе партии. Шагами вперёд были эксперименты с ОГАС Глушкова, освоение космоса, развитие агропромышленных комплексов вместо колхозов и совхозов, выдача паспортов колхозникам, эксперименты со средним политехническим образованием, относительная демократизация общественной жизни.

Вместе с тем продолжались отступления от марксистской коммунистической теории в части отказа от государственной политики диктатуры коренных классовых интересов пролетариата, направленной на дальнейшее преодоление отношений частного присвоения, необходимости целенаправленного преодоления действия законов общественного разделения труда, товарного производства и обмена. Вместо этого в части преодоления действия закона товарного производства и обмена происходили обратные процессы. Предложения учёных экономистов антитоварного направления были отброшены. Если в сталинский период признавалась необходимость ликвидации товарно-денежных отношений, правда, не в период социализма, а на подходе к полному коммунизму, то после его смерти, вместо сворачивания товарно-денежных отношений был взят курс на расширение товарно-стоимостной ориентации, внедрение хозрасчётных моделей. Осуществлялся переход на показатели прибыли и самоокупаемости. На фоне этих преобразований возникла и стала развиваться теневая экономика.

Вместе с этим продолжалась бюрократизация партийного и государственного аппарата. Участие населения в управлении обществом превратилось в пустую формальность. Длительное исполнение государственных управленческих функций одними и теми же людьми способствовало формированию господствующего класса из партийной и государственной номенклатуры.

Сформировавшись в господствующий класс и объединившись с теневым капиталом, партийная и государственная верхушка, в конце концов, совершила переворот. Она отказалась от коммунистического вектора развития. Отбросив коммунистические лозунги, она взяла курс на развитие рыночных капиталистических отношений. Основная масса рядовых партийцев и населения, отчуждённая от управления обществом, под воздействием частнособственнической, рыночно-капиталистической пропаганды партийных верхов не понимала существа происходящего. Она относилась к контрреволюционным изменениям либо равнодушно, либо требовала их ускорения. И лишь небольшая часть коммунистов осталась верной коммунистическим идеалам. Она вступила в борьбу с антикоммунистическими силами, но будучи в меньшинстве, вынуждена была отступить.

Воспользовавшись этим, партийная и государственная бюрократия приняла законодательные акты, разрешавшие частную собственность на средства производства, приватизацию государственного и общественного имущества. В результате произошёл переход от государственно-капиталистических отношений под коммунистической идеологией к отношениям классического капитализма периода первоначального накопления капитала, отказ от плановой экономики. Коммунистическая идеология и коммунистическая вектор развития страны были отброшены.

Таким образом, игнорирование положений классической марксистской теории коммунизма, предупреждений классиков о невозможности непосредственно коммунистических преобразований в отдельной и отсталой стране без мировой коммунистической революции стали причиной метаний руководства партии и государства из одной крайности в другую. Закончились эти метания, как и предупреждали Маркс и Энгельс, тем, что закономерно воскресла «вся старая мерзость». Многочисленные отступления от марксистского проекта в ходе строительства коммунистического здания привели к его обрушению, конечно, не без «помощи» мирового капитала и мирового рынка.

Сбылось пророческое предупреждение Энгельса, который в письме Вельдемейеру от 12 апреля 1853 года размышлял:

Мне думается, что в одно прекрасное утро наша партия вследствие беспомощности и вялости остальных партий вынуждена будет встать у власти, чтобы, в конце концов, проводить всё же такие вещи, которые отвечают непосредственно не нашим интересам, а интересам общереволюционным и специфически мелкобуржуазным; в таком случае под давлением пролетарских масс, связанные своими собственными, в известной мере, ложно истолкованными и выдвинутыми в порыве партийной борьбы печатными заявлениями и планами, мы будем вынуждены производить коммунистические опыты и делать скачки, о которых мы сами отлично знаем, насколько они несвоевременны. При этом мы потеряем головы, – надо надеяться только в физическом смысле, – наступит реакция и, прежде, чем мир будет в состоянии дать историческую оценку подобным событиям, нас станут считать не только чудовищами, на что нам было бы наплевать, но и дураками, что уже гораздо хуже. Трудно представить себе другую перспективу.Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25. С. 490–491.

Во втором разделе своей статьи, названном «Ошибки политэкономии», Р. И. Косолапов справедливо отмечает:

Кардинальной ошибкой нашей политической экономии явилось изображение социалистической экономики только в качестве разновидности, очередной стадии товарного производства. Это глубоко порочная точка зрения. Марксистской наукой социалистическая система хозяйствования рассматривалась как прямой антипод товарно-капиталистической, её отрицание.

Но разве неизвестно Ричарду Ивановичу, что «изображение социалистической экономики только в качестве разновидности, очередной стадии товарного производства» принадлежит столь милому его сердцу Иосифу Виссарионовичу Сталину. Неужели ему неизвестно, что именно Сталин в «Экономических проблемах социализма в СССР» утверждал, что

наше товарное производство … очевидно, никак не может развиться в капиталистическое производство и которому суждено обслуживать совместно с его «денежным хозяйством» дело развития и укрепления социалистического производства.
Сталин И. Экономические проблемы социализма в СССР.
Госполитиздат. 1953. С. 17.

Тем самым Сталин дал карт-бланш для развития товарно-денежных отношений при социализме.

Далее автор пишет, что частичное сохранение товарно-денежных отношений

терпелось, пока были нужны переходные формы их «категорий и проблематики». Между тем ни они, ни категории, ни формы, по Ленину, «цельного», «законченного», «развёрнутого» социализма десятилетиями не разрабатывались. С начала хрущёвской оттепели, – продолжает он, – мы позволили себе «перенэпить», а в горбачёвскую «перестройку» «нэпнулась» вся политэкономия социализма. При повороте в новый переходный период, а он неизбежен, нам придётся опять начинать с нэпа, то есть иметь дело со «смешанной», многоукладной экономикой. Но на сей раз надо быть мудрее. Тем более что у нас были умные и бдительные предшественники.

За год до смерти, 15 февраля 1952-го, Сталин имел беседу с группой ведущих экономистов. Он сам взялся за составление нового учебника политэкономии, участвовал в дискуссии о нём и, как соавтор, очень заботился о точном отражении реальностей раннего социализма. На этой встрече он предложил заменить такие категории, как необходимый и прибавочный труд, понятиями «труд для себя» и «труд для общества», а также вместо «загаженного» понятия «прибыль» употреблять термин «чистый доход». Говоря об ограничении сферы действия закона стоимости, Сталин констатировал: «Главное – у нас отпала частная собственность, и рабочая сила не является товаром».

Возникает, однако, вопрос, почему ЦК КПСС, где работал профессор Косолапов, позволил «перенэпить», а в горбачёвскую «перестройку» «нэпнуть» всю политэкономию социализма? Неужели члены ЦК КПСС не понимали, что творят, не усвоив принципиальных положений марксистской теории? Видимо, не понимали, не усвоили, если автор предлагает «опять начинать с нэпа», а по существу с той самой «горбачевщины», с которой начиналась перестройка. Ведь известно, что НЭП партия во главе с Лениным разрабатывала и вводила не для непосредственно социалистических преобразований, а для капиталистического доразвития страны из-за её отсталости. Затем в ходе дальнейших преобразований, названных Сталиным строительством социализма, в СССР была осуществлена культурная и научно-техническую революция. Советский Союз почти догнал развитые страны. Отсталость страны путём огромных усилий и потерь была преодолена. И что, опять к ленинской НЭП? Какое это имеет отношение к марксизму? Неужели на волне общего разочарования Ричард Иванович решил отказаться от революционного марксизма и созидания коммунистического общества? Неужели решил идти по протоптанной буржуазными апологетами дорожке совершенствования капитализма до приобретения им человеческого лица? Выдержит ли человечество столь длинный путь?

Теперь относительно утверждения Сталина, что «у нас отпала частная собственность и рабочая сила не является товаром». Это утверждение не соответствовало действительности. Согласно марксистскому учению формами частной собственности являются общественное разделение труда, товарное производство и обмен. Известно, что в советских производственных отношениях существовало капиталистическое разделение труда в марксистском понимании этого термина, а также товарное производство и обмен, особенно в сфере производства и реализации товаров индивидуального потребления. Да, в СССР была уничтожена частная собственность, но лишь на средства производства. Средства производства стали государственными. Причём, перешли они в собственность не пролетарского полу-государства, как предлагал Маркс, а в собственность советского полу-буржуазного государства рабочих при подавляющем большинстве крестьян. Но огосударствление средств производства даже пролетарским государством, по Марксу и Энгельсу, является лишь первым шагом к уничтожению отношений частной собственности, частного присвоения. Далее марксистская научная теория коммунизма предполагает уничтожение отношений частного присвоения через преодоление подчинения людей законам общественного разделения труда между городом и деревней, между трудом умственным и физическим, управленческим и управляемым. Ибо общественное разделение труда лежит в основе необходимости товарного производства и обмена. А то и другое ведёт к разделению общества на классы эксплуататоров и эксплуатируемых, угнетателей и угнетённых. Поэтому созидание однородного, бесклассового общества требует также преодоления товарного производства и обмена. В СССР целенаправленного проведения этих мероприятий не осуществлялось и не могло осуществляться в период первоначального накопления капитала. Следовательно, не были ликвидированы экономические условия для формирования отношений частной собственности, частного присвоения и эксплуататорских классов. Этого видимо недопонимал Сталин со своим окружением.

Была ли рабочая сила в СССР товаром? Конечно, была. Вот цитата Сталина, в которой он сам это признавал: «Дело в том, – писал он в „Экономических проблемах социализма в СССР”, – что потребительские продукты, необходимые для покрытия затрат рабочей силы в процессе производства, производятся у нас и реализуются как товары, подлежащие действию закона стоимости. Здесь именно и открывается воздействие закона стоимости на производство. В связи с этим на наших предприятиях имеют актуальное значение такие вопросы, как вопрос о хозяйственном расчёте и рентабельности, о себестоимости, вопрос о ценах и т. п.» (Сталин И. Экономические проблемы социализма в СССР., Госполитиздат. 1953. С. 20, 21). Видимо Иосиф Виссарионович не понимал того, что писал. Необходимо ещё раз подчеркнуть, что самое опасное в этом сталинском заблуждении то, что он дал установку присяжным профессорам для дальнейшего научного обоснования антимарксистского тезиса, что товарное производство может быть социалистическим, т. е. может развиваться в первой фазе коммунизма, что оно «никак не может развиться в капиталистическое производство», что ему «суждено обслуживать совместно с его „денежным хозяйством” дело развития и укрепления социалистического производства».

Ошибка Сталина была не в том, что он признавал тем самым действие закона стоимо­сти и существования рынка в СССР (это — констатация факта), а в том, что он считал эти экономические отношения не капитализмом, а социализмом. Своим авторитетом он накрепко связал рынок с социализмом как первой фазой коммунизма. Тем самым он дез­ориентировал коммунистов. Это и нашло отражение в 3-й программе партии, принятой после его смерти на XXII съезде в 1961 году.

В октябре 1952 г. состоялся XIX съезд ВКП(б). Съезд принял решение о необходимости переработки Программы партии в связи с переходом к строительству коммунизма. В постановлении съезда было записано о необходимости при переработке Программы руководствоваться основными положениями произведения Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР», которое было опубликовано в этом же году (Каганович Л. М. Памятные записки. М., ВАГРИУС, 1996, с. 496). Эти положения мы и находим в 3-й программе партии.

В следующем разделе своей статьи, озаглавленном «Проблемы переходного периода остались нерешёнными», Косолапов пишет:

До сих пор (спустя более столетия) не прояснена чётко разница между капиталистическим производством товаров и социалистическим производством продуктов. И в социалистических условиях мы, как и при капитализме, барахтались в сетях товарно-денежных отношений, не утрачивающих свой капиталистический потенциал. (Поиск хоть какой-нибудь альтернативы не вёлся. Последним, кто внушительно заикнулся о переходе от товарно-денежных отношений к продуктообмену, был опять же Сталин. Но он не успел детально разъяснить, что это такое, и Г. М. Маленков, уже через три месяца после ухода его из жизни, на июльском (1953) Пленуме ЦК КПСС небрежно «копытнул» эту категорию.

Итак, Ричард Иванович тщательно пытается скрыть тот факт, что идея утраты капиталистического потенциала советскими товарно-денежными отношениями принадлежала Сталину. Да, в «Экономических проблемах социализма в СССР» он заикнулся о переходе от товарно-денежных отношений к продуктообмену. Однако не в период социализма, а при переходе к коммунизму. Получается, что Сталин социализм не считал переходным периодом к коммунизму. Тем самым он внёс путаницу и в марксистскую периодику. Сталин действительно не дал детального разъяснения способу перехода от товарно-денежных отношений к продуктообмену, хотя и заикнулся об этом. Однако непонятно почему он не воспользовался ленинским опытом периода военного коммунизма. Ленин не только предоставил разъяснение этому переходу в своих статьях и выступлениях того периода, но и пытался реализовать этот переход на практике. Так, например, в статье «К истории вопроса о несчастном мире» 7 (20) января 1918 г. он писал:

Реорганизация России на основе диктатуры пролетариата, на основе национализации банков и крупной промышленности, при натуральном продуктообмене города с деревенскими потребительными обществами мелких крестьян, экономически вполне возможна, при условии обеспечения нескольких месяцев мирной работы. А такая реорганизация сделает социализм непобедимым и в России и во всём мире, создавая вместе с тем прочную экономическую базу для могучей рабоче-крестьянской Красной Армии.Ленин В. И. ПСС, Т. 35, С. 250–251.

В Докладе VII-му Экстренному съезду РКП(б) 8 марта 1918 г. «Десять тезисов о Советской власти» Ленин относительно прямого продуктообмена говорил: «б) В области экономической:

социалистическая организация производства в общегосударственном масштабе: управляют рабочие организации (профессиональные союзы, фабрично-заводские комитеты и т. д.) под общим руководством Советской власти, единственно суверенной.

Тоже — транспорт и распределение (сначала государственная монополия „торговли”, затем замена, полная и окончательная, „торговли” — планомерно-организованным распределением через союзы торгово-промышленных служащих, под руководством Советской власти).
— Принудительное объединение всего населения в потребительско-производительные коммуны.

Не отменяя (временно) денег и не запрещая отдельных сделок купли-продажи отдельными семьями, мы должны прежде всего сделать обязательным, по закону, проведение всех таких сделок через потребительски-производительные коммуны.

— Немедленный приступ к полному осуществлению всеобщей трудовой повинности, с наиболее осторожным и постепенным распространением её на мелкое, живущее своим хозяйством без наёмного труда крестьянство;
первой мерой, первым шагом к всеобщей трудовой повинности должно быть введение потребительски-рабочих (бюджетных) книжек (обязательное введение), для всех богатых (= лиц с доходом свыше 500 р. в месяц, затем для владельцев предприятий с наёмными рабочими, для семей с прислугой и пр.);

купля-продажа допустима и не через свою коммуну (при поездках, на базарах и т. п.), но с обязательной записью сделки (если она выше известной суммы) в потребительско-рабочие книжки.

— Полное сосредоточение банкового дела в руках государства и всего денежно-торгового оборота в банках. Универсализация банковых текущих счетов: постепенный переход к обязательному ведению текущих счетов в банке сначала крупнейшими, а затем и всеми хозяйствами страны. Обязательное держание денег в банках и переводы денег только через банки.
— Универсализация учёта и контроля за всем производством и распределением продуктов, причём этот учёт и контроль должны осуществляться сначала рабочими организациями, затем поголовно всем населением.
— Организация соревнования между различными (всеми) потребительско-производительными коммунами страны для неуклонного повышения организованности, дисциплины, производительности труда, для перехода к высшей технике, для экономии труда и продуктов, для постепенного сокращения рабочего дня до 6 часов в сутки, для постепенного выравнивания всех заработных плат и жалований во всех профессиях и категориях.
— Неуклонные, систематические меры к (переходу к Massenspeisung [общественному питанию]) замене индивидуального хозяйничанья отдельных семей общим кормлением больших групп семей».

В Проекте Программы РКП(б) (23 февраля 1919 г.) он писал, что

«рядом постепенных, но неуклонных мер уничтожить совершенно частную торговлю, организовав правильный и планомерный продуктообмен между производительными и потребительскими коммунами единого хозяйственного целого, каким должна стать Советская республика.

[… ]

(5) В области распределения задача Советской власти в настоящее время состоит в том, чтобы неуклонно продолжать замену торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе, распределённом продуктов. Целью является организация всего населения в производственно-потребительные коммуны, способные с наибольшей быстротой, планомерностью, экономией, с наименьшей затратой труда распределять все необходимые продукты, строго централизуя весь распределительный аппарат.

[… ]

РКП будет стремиться к возможно более быстрому проведению самых радикальных мер, подготовляющих уничтожение денег, в первую голову замену их сберегательными книжками, чеками, краткосрочными билетами на право получения общественных продуктов и т. д.» (Ленин В. И. ПСС, Т. 38, С. 89, 99, 100).

В Очередных задачах Советской власти (апрель 1918 г.) Ленин утверждал:

«Социалистическое государство может возникнуть лишь как сеть производительно-потребительских коммун, добросовестно учитывающих своё производство и потребление, экономящих труд, повышающих неуклонно его производительность и достигающих этим возможности понижать рабочий день до семи, до шести часов в сутки и ещё менее. Без того, чтобы наладить строжайший всенародный, всеобъемлющий учёт и контроль хлеба и добычи хлеба (а затем и всех других необходимых продуктов), тут не обойтись» (ПСС, Т. 36, С. 185).

Почему-то не обратил своего внимания на эти ленинские положения и профессор Косолапов. А ведь они полностью соответствовали марксистской теории. Но большевики не смогли их реализовать сразу после приход к власти, в силу отсталости промышленного и сельскохозяйственного производства.

Сталин же считал, что в изменившихся условиях, чтобы наладить безденежный продуктообмен между городом и деревней достаточно огосударствить колхозную собственность. Тогда отпадала бы необходимость товарного обмена между государственными городскими и сельскими предприятиями, как это было в индустриальном секторе экономики. Однако при этом он видимо помнил, что колхозная собственность возникла в результате коллективизации, проведённой насильственно в 30-х годах. Надо полагать, что по этой причине он не решался на экспроприацию колхозной собственности, на очередное издевательство над деревенским тружеником, так как колхозник и так находился в полуфеодальной зависимости.

Следует, однако, иметь в виду, что прямой продуктообмен между городом и деревней не имеет отношения к непосредственно коммунистическим преобразованиям в рамках марксистской теории. В марксизме речь идёт о необходимости слияния городского и деревенского труда, чтобы этим трудом занимались одни и те же люди в коммунных хозяйствах. Слитое воедино промышленное и сельскохозяйственное производство исключало бы необходимость обмена вообще.

В послесталинский период прообразом слияния городского и сельскохозяйственного труда служили агропромышленные комплексы. Но эти преобразования не носили последовательного и целенаправленного характера.

Классики считали, что по ходу преодоления капиталистического разделения труда в производстве будет соответствующим образом изменяться и распределение. В первой фазе коммунизма будут исчезать товарно-денежные отношения и ориентация на стоимости товаров, как в сфере производства, так и в сфере распределения продуктов индивидуального потребления. При этом производство, как средств производства, так и продуктов индивидуального потребления должно быть ориентировано не на стоимостные, а на натуральные показатели и временны́е затраты труда. Но советский хозяйственный механизм был ориентирован на стоимостные показатели, на прибыль, которую Сталин предлагал спрятать под термином «чистый доход», а необходимый и прибавочный труд, т. е. прибавочную стоимость – называть «Труд для себя» и «Труд для общества».

Но, по Марксу, распределение продуктов индивидуального потребления в переходный период к полному коммунизму должно происходить не через деньги, – они выводятся из обращения, – а через именные квитанции, в которых должно быть зафиксировано количество рабочего времени, затраченного индивидом в общественном производстве. Однако Сталин был далёк от этих марксистских положений. Он продолжал повторять ленинскую идею периода НЭП, направленную на строительство лишь мостика для перехода к социализму, о необходимости полного использования таких стоимостных категорий как хозрасчёт, рентабельность, себестоимость, цены и т. д. Он перенёс ленинские идеи периода досоциалистической НЭП на период, названный социализмом. Поэтому нельзя не согласиться с выводом И. М. Потапенкова, что следствием работы советского хозяйственного механизма, ориентированного со сталинских времён на план по производству совокупной стоимости общественного продукта, на товарную форму продукта, и стала горбачёвская перестройка.

Очередной раздел своей статьи Ричард Иванович назвал «Элементы, частички, кусочки…». В нём он рассказывает, что к 60-м годам прошлого столетия было уже неприемлемым считать, что в советской экономике имеются элементы, частички, кусочки капитализма. «Обойдя пешком за три года послеуниверситетской работы (1955–1958) всю Брянскую область, – пишет автор, – я убедился в наличии ещё единоличного (патриархального, или мелкотоварного) хозяйства на селе. Упомянутые Лениным „элементы, кусочки, частички” встречались нередко. Между тем столичные экономисты (не без подтанцовки статистиков) были глубоко убеждены в их давнем исчезновении, отчего в начале 1961 года моя брошюра „К вопросу о диалектике товара при социализме” оказалась на грани изъятия».

Странно, что эти строки написаны человеком, занимающимся апологетикой сталинизма. Невозможно поверить, что Ричард Иванович не в курсе того, что именно И. В. Сталин в 1936 году объявил, что социализм в СССР построен полностью. Следовательно, элементов, кусочков, частичек капитализма не должно быть. По Сталину, все они стали элементами социализма. Всех громко сомневавшихся Сталин репрессировал по 58-й статье УК РСФСР. Попал под жернова сталинских репрессий и Тимофей Владимирович Сапронов — российский революционер, большевик. Один из лидеров левой оппозиции. В 1921–1922 гг. — член ЦК РКП(б). С 1921 г. — заместитель председателя ВСНХ, член Президиума и секретарь ВЦИК (до 1924 г.), председатель Малого Совнаркома. В 1923–1924 гг. — председатель президиума и секретарь ВЦСПС. В 30-е годы Т. В. Сапронов определял сложившийся в СССР экономический уклад как «своеобразный уродливый госкапитализм». «Называть такое хозяйство социалистическим, — писал он в статье „Агония мелкобуржуазной диктатуры”, — значит делать преступление перед рабочим классом и дискредитировать идеи коммунизма». В 1935 году вместе с женой был арестован. Написанную им в 1931 году «Агонию мелкобуржуазной диктатуры» органы НКВД квалифицировали как контрреволюционную по содержанию. Находясь в заключении, был вновь арестован, приговорён к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. Реабилитирован в 1990 году.

В 1949 году после испытания атомной бомбы в СССР было определено, что социализм в стране победил полностью и окончательно, что и было записано в 3-й программе партии в 1961 году. К этому времени никаких элементов, частичек, кусочков способов производства предыдущих исторических формаций в «социалистическом» хозяйственном механизме советская доктрина уже не допускала.

Следующие два раздела у Ричарда Ивановича посвящены потребительной стоимости. «Можно долго восторгаться „Капиталом”, – пишет он, – его стройностью, логичностью, простотой, красотой, даже изяществом, но нельзя не отметить следующее. Функционирование системы, показ её порочности и неизбежной преходящести Маркс вывел только из одной стороны товара – меновой стоимости, то есть траты на его производство средневзвешенного необходимого рабочего времени, оставив незанятой другую. Это была тоже стоимость, но стоимость потребительная (полезность, ценность), которую Маркс (за него даже неловко), как бы торопясь, перекинул из политэкономии в товароведение. Хотя она должна была ещё „поработать” и в политэкономии, и в теории перехода к новой формации».

Вот и ещё одному именитому профессору философии неловко за Маркса. Были уже и академик Т. И. Ойзерман, и коллега из МГУ профессор В. А. Вазюлин. А теперь ещё и Ричард Иванович Косолапов, которому кажется, что Маркс меновую стоимость оторвал от потребительной и в своей теории отдал предпочтение первой. Но не забыл ли Ричард Иванович подзаголовок «Капитала» Маркса – «Критика политической экономии» – и что в основе этой критикуемой Марксом политической экономии лежала теория трудовой стоимости Смита и Рикардо, а не теория предельной полезности австрийской школы, которая противопоставлялась и противопоставляется ныне теории стоимости Маркса. Ведь именно на основе трудовой теории стоимости Маркс доказал, что весь капиталистический способ производства основан на присвоении прибавочной стоимости, что капитал представляет собой самовозрастающую именно меновую стоимость, как неоплаченную часть труда наёмного рабочего, создающего потребительную стоимость товара.

Затем профессор Косолапов от потребительной стоимости товара перебрасывается мыслью к предложению Сергея Подолинского измерять затраты труда не временем, а количеством израсходованной человеком биологической энергии в процессе созидания потребительной стоимости. Известно, что с этими предложениями С. Подолинский ознакомил Маркса в 1880 году. Классики на это предложение отреагировали по-разному. Если Маркс отнёсся доброжелательно, то Энгельс писал:

Подолинский отклонился в сторону …, ибо хотел найти новое естественнонаучное доказательство правильности социализма и потому смешал физическое с экономическим.

Известно, что относительно стоимостных показателей хозяйствования Энгельс в «Анти-Дюринге» писал:

Когда общество вступает во владение средствами производства и применяет их для производства в непосредственно обобщённой форме, труд каждого отдельного лица, как бы различен ни был его специфически полезный характер, становится с самого начала и непосредственно общественным трудом. Чтобы определить при этих условиях количество общественного труда, заключённого в продукте, нет надобности прибегать к окольному пути; повседневный опыт непосредственно указывает, какое количество этого труда необходимо в среднем. Общество может просто подсчитать, сколько часов труда заключено в паровой машине, в гектолитре пшеницы последнего урожая, в ста квадратных метрах сукна определённого качества.Энгельс Ф. Анти-Дюринг. М. Политиздат. 1977. С. 314.

Тем самым Энгельс разъяснял, что в коммунистическом обществе стоимостные показатели производства и распределения должны быть заменены на натуральные и временны́е, а не какие-либо ещё. О товарных стоимостях в коммунистическом бестоварном обществе не должно быть и речи. Поскольку «Анти-Дюринг» считается совместным трудом классиков, то в нём выражена позиция их обоих. Правильность этих выводов и доказал своими теоретическими и практическими исследованиями экономист Потапенков Иван Михайлович, который посвятил им значительную часть своей жизни.

Далее Ричард Иванович остановился на проблеме замены производства товаров «социалистическим производством продуктов». Он полагает, что в зрелом виде такой товарищеский способ производства «даёт о себе знать в сталинской формулировке основного экономического закона социализма, утверждающего приоритет потребительной стоимости». Напомню формулировку этого закона, выраженного в брошюре «Экономические проблемы социализма в СССР» Вот как в ней сформулирован этот закон:

обеспечение максимального удовлетворения постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества путём непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники.Сталин И. Экономические проблемы социализма в СССР. С. 40

Возникает вопрос, где в этой формулировке говорится о потребительной стоимости? В ней речь идёт об удовлетворении потребностей. Но ничего не говорится о стоимости. Однако является ли удовлетворение постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества основным экономическим законом социализма? Если является, то значит, по Сталину, основная экономическая задача социализма состоит не в уничтожении отношений частного присвоения путём преодоления капиталистического разделения труда, товарного производства и обмена, которые являются формой жизни этих отношений, не построение однородного общества путём непрерывного роста и совершенствования социалистического производства на базе высшей техники. А состоит она в максимальном удовлетворении постоянно растущих материальных и культурных потребностей всего общества и каждого его члена.

Не кажется ли читателю, что такая формулировка основного экономического закона социализма есть подмена цели коммунистических преобразований? Не кажется ли, что в этом законе высота принципа построения свободного однородного общества социального равенства и справедливости подменена мелкобуржуазной целью построения общества потребительского?

Руководствуясь именно такими сталинскими идеями, как представляется, советское общество и пошло на расширение предусмотренных 3-й программой партии товарно-денежных отношений и хозрасчётных моделей при строительстве коммунизма. Вместо удовлетворения коммунистических потребностей оно стало ориентироваться на капиталистические эталоны, на развитие не коллективных, а частных форм потребления.

Но в результате «социалистического» производства и планирования от достигнутого, ориентированных со сталинских времён на план по производству совокупной стоимости общественного продукта, советское общество получило ещё больший дефицит самых необходимых товаров и затаривание товарами неходовыми.

Следующий раздел Ричард Иванович назвал «Начало планирования». В этом разделе автор считает, что советское планирование нужно было начинать с «органического соединения двух бюджетов в государственном планировании – финансового и энергетического. Первый имел бы дело с учётом и пересчётом бездушных меновых стоимостей, „полпредами” которых выступали деньги, второй (пока ещё не апробированный) представлял бы собой обобщённый образ живых человеческих потребностей. То есть в букете – ансамбле самого человека». Так образно автор назвал потребительные стоимости.

Совершенно очевидно, что предлагаемый Р. И. Косолаповым проект не имеет никакого отношения к марксистской коммунистической теории, и к коммунизму. Опять всё те же товарные стоимости. Но уже было отмечено, что при коммунизме, даже в первой его фазе, планирование, по Марксу, должно быть ориентировано не на стоимостные, так как они имеют свойство всеохватности, а на натуральные показатели и временны́е затраты в процессе непосредственно коммунистических преобразований с целью преодоления товарного производства и обмена.

В разделе, названном «Без человека никуда» Ричард Иванович пишет:

Если обществу придётся заново создавать Госплан – а при реставрации социализма это неизбежно, то «пара», по Ленину «мера труда и мера потребления», будет нуждаться в тщательном продумывании, исчислении, нормировании и утверждении. Причём всё это упирается в одно – в фигуру человека.

В этой связи автор полагает необходимым наряду с эволюцией взаимоотношений форм собственности – общенародной и кооперативной (промышленной, сельскохозяйственной, потребительской сферы услуг) – строжайшим образом придерживаться известного традиционного принципа: от каждого по способностям – каждому по труду, его количеству и качеству. Этот принцип социалистического распределения Ричард Иванович предлагает реализовывать следующим образом. Потребительскую корзину он делит на две части. Одна часть выдавалась бы при предъявлении трудовой книжки бесплатно, другая – предметы особого интереса, моды, роскоши и т. п. – за деньги. Он считает, что при этом у человека, с одной стороны, будет возникать ощущение хотя бы лёгкого прикосновения к коммунистическому будущему. А с другой – возобновится борьба за снижение себестоимости продукции, оптовых цен, т. е он предлагает сочетать социалистические плановые начала и рыночную конкуренцию. По его мнению, ежегодное понижение цен розницы наряду с заботой о качестве бесплатной части «потребительской корзины» не только сокращало бы объём рыночных отношений, но и служило бы частью механизма экономического и морального стимулирования труда. Человек ни на одном из этих этапов не терялся бы и постоянно получал бы сигналы о том, что делается всё ради него, во имя него. И автор мечтает о соединении двух бюджетов при планировании – финансовом и энергетическом.

Видимо мечта о смешанной экономике не даёт покоя профессору, который, вопреки марксизму, думает, что бесплатная корзина на рынке товарно-денежных отношений является прикосновением к коммунистическому будущему. Какое отношение это имеет к марксизму, к коммунизму? Никакого. Разве в основе коммунистических отношений лежит мечта обывателя всё получать на халяву? Разве коммунизм не требует, прежде всего, изменения капиталистического способа производства на коммунистический, ликвидации капиталистического разделения труда, а уж от него и зависит способ распределения? Предложения же автора консервируют элементы капитализма. Известно, что некоторые развитые современные капиталистические страны вынашивают проекты выдачи каждому своему гражданину помимо основного заработка гарантированной суммы в качестве постоянного пособия на случай потери работы. Разве от этого капиталистический способ производства меняется на коммунистический? Разве тогда прекратятся кризисы и ликвидируется резервная армия труда? Разве тогда исчезнут классы эксплуататоров и эксплуатируемых?

Странно, что Ричард Иванович забыл, как решён вопрос с обеспечением принципа распределения по труду у Маркса в «Критике Готской программы». А может быть надо вернуться к марксизму, а не к отступлениям от него, вызванным отсталостью страны, выдавая это за творческое развитие марксистского учения?

Следующие два раздела Ричард Иванович посвятил проблемам диктатуры пролетариата и ликвидации классов. Он привёл слова Ленина, произнесённые им в 1919 году:

Социализм есть уничтожение классов. Диктатура пролетариата сделала для этого уничтожения всё, что могла. Но сразу уничтожить классы нельзя. И классы остались и останутся в течение эпохи диктатуры пролетариата. Диктатура будет не нужна, когда исчезнут классы. Они не исчезнут без диктатуры пролетариата.

Далее Ленин продолжает эту мысль на IX съезде партии в 1920 году:

Если взамен старого класса пришёл новый, то только в бешеной борьбе с другими классами он удержит себя, и только в том случае он победит до конца, если сумеет привести к уничтожению классов вообще. Гигантский, сложный процесс классовой борьбы ставит дело так, иначе вы погрязнете в болоте путаницы.

С этими ленинскими положениями трудно не согласиться. Они полностью в русле марксизма. Но была ли в нашей стране диктатура пролетариата, в марксистском понимании этого термина? Автор считает, что она была в ленинско-сталинский период, что с её помощью были ликвидированы эксплуататорские классы, остались дружественные классы рабочих и крестьян, а также прослойка трудовой интеллигенции. Поэтому, по его мнению, нужно было и дальше осуществлять функции диктатуры пролетариата до полной ликвидации классовых различий, что, по его мнению, Сталин и делал. А вот в хрущёвский период функции диктатуры пролетариата были ликвидированы. В Программе КПСС, принятой на XXII съезде партии было записано:

Обеспечив полную и окончательную победу социализма – первой фазы коммунизма – и переход общества к развёрнутому строительству коммунизма, диктатура пролетариата выполнила свою историческую миссию и с точки зрения внутреннего развития перестала быть необходимой в СССР.

Ричард Иванович полагает, что диктатура пролетариата была ликвидирована преждевременно. По его мнению, в условиях расширения товарно-денежных отношений ликвидация диктатуры пролетариата привела к изменению вектора развития страны. Виноватым проф. Косолапов считает Хрущёва и его окружение. Однако так ли это? В этой связи необходимо отметить, что о выполнении своей миссии диктатурой пролетариата было записано ещё в сталинско-жуковском проекте Программы ВКП(б) 1947 года, опубликованном В. Трушковым в 2016 году в газете «Правда». В нём говорилось:

С ликвидацией эксплуататорских классов, победой социализма и установлением полного морально-политического единства всего народа диктатура пролетариата выполнила свою великую историческую миссию. Советское государство превратилось в подлинно всенародное государство.Правда. 2016. № 106.

Ричард Иванович не хочет видеть в этом сталинского следа. Фраза из Программы КПСС о полной и окончательной победе социализма, по мнению автора, «тронута фальшью». «Если о полной победе социализма ещё можно было толковать, опираясь на аргументацию Сталина, – пишет он, – то окончательная была червивой скороспелкой Хрущёва».

Но неужели Р. И. Косолапову неизвестно, что ещё в 1925 году Сталин и Бухарин решили полной победой социализма считать построение его основ, когда ещё оставалась опасность реставрации капитализма извне, а окончательной – когда эта опасность исчезнет. Эта опасность, по мнению тогдашнего партийного руководства, исчезла в 1949 году после испытания в СССР атомной бомбы.

Не убеждает попытка автора толковать положения сталинско-ждановского проекта программы в ином смысле, чем в том, что диктатура пролетариата перестала быть необходимой, что «Советское государство превратилось в подлинно всенародное государство».

Научная несостоятельность утверждения, что государство может быть подлинно всенародным, была доказана ещё классиками. Всенародным государство не может быть по определению, так как государство является машиной для поддержания интересов господствующего в обществе класса.

Вместе с тем трудно не согласиться с профессором Косолаповым в том, что:

Изживание деления общества на классы есть смысл и предназначение диктатуры пролетариата. Она есть политическое содержание перехода от капитализма к социализму. Переходный период есть отрезок времени, этап борьбы за превращение общества из классового в бесклассовое, за становление строя социального равенства.

И он делает вывод, что «Хрущёв при остаточном (хотя и не антагонистическом) классовом делении общества раннего социализма провоцирует упразднение диктатуры, а значит, замораживает проблему классов. Что дальше? Ничего, кроме, в конце концов, поворота вспять…».

Впрочем, опять зададимся вопросом, а была ли вообще в СССР диктатура пролетариата? Будем исходить из того, что под диктатурой пролетариата в марксизме понимается политика пролетарского полу-государства, направленная на осуществление господства коренных классовых интересов пролетариата в переходный период от капитализма к полному коммунизму. При этом коренными классовыми интересами пролетариата Маркс и Энгельс считали уничтожение частной собственности, – отношений частного присвоения, – и на этой основе построение бесклассового общества.

То, что диктатуры пролетариата в крестьянской стране не могло быть с самого начала уже по причине отсутствия в достаточном количестве самого пролетариата, неоднократно подчёркивал и сам Ленин. 7 ноября 1919 г. были опубликованы основные мысли его брошюры «Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата», которую он хотел написать к двухлетнему юбилею Советской власти. Но не успел. Здесь он вынужден был признать, что в «России диктатура пролетариата неизбежно должна отличаться некоторыми особенностями по сравнению с передовыми странами вследствие очень большой отсталости и мелкобуржуазности нашей страны» (Ленин В. И. ПСС. Т. 39. С. 272). А эти особенности и не дали возможности большевикам во главе с Лениным создать пролетарское полу-государство типа коммуны. Большевики после взятия власти вынуждены были создать буржуазную государственность, но без буржуазии, так как Советская власть не была полностью властью рабочих. Она была властью рабочих и преимущественно крестьян. И это, как отмечал Ленин, имело свои последствия. Советская власть была с бюрократическими извращениями.

Особенностью такой диктатуры закономерно стала насильственная её функция. И Ленин это прекрасно понимал. Ещё до октябрьских событий 1917 г. в «Государстве и революции» Ленин писал, что «диктатура пролетариата есть неограниченное законом и опирающееся на насилие господство пролетариата над буржуазией, пользующееся сочувствием и поддержкой трудящихся и эксплуатируемых масс».

К диктатуре пролетариата Ленин отнёс и отсутствие свободы слова, и диктатуру одной партии. В речи на I Всероссийском съезде работников просвещения и социалистической культуры в июле 1919 г. Ленин говорил:

Когда нас упрекают в диктатуре одной партии и предлагают, как вы слышали, единый социалистический фронт, мы говорим: «Да, диктатура одной партии! Мы на ней стоим и с этой почвы сойти не можем, потому что это та партия, которая в течение десятилетий завоевала положение авангарда всего фабрично-заводского и промышленного пролетариата».
Ленин В. И. ПСС. Т. 39. С. 134.

А в 1922 году он писал:

Если не закрывать глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время пролетарская политика партии определяется не её составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией. Достаточно небольшой внутренней борьбы в этом слое, и авторитет его будет если не подорван, то, во всяком случае, ослаблен настолько, что решение будет зависеть уже не от него.ПСС, т. 45 с. 20.

После смерти Ленина, когда этот «тончайший» слой полностью истончился, диктатуру стала осуществлять партийная и государственная номенклатура во главе с Иосифом Виссарионовичем Сталиным. Постепенно диктатура коренных классовых интересов пролетариата стала перерастать в диктатуру интересов партийной и государственной верхушки, формировавшейся в элитный слой под коммунистическими лозунгами.

Ричард Иванович отмечает, что «Сталину в послевоенный период и до конца жизни (1946–1953) свойственно не ослабление, а, наоборот, усиление внимания к концепции диктатуры пролетариата».

В этом нет сомнений. Но уделял Сталин внимание не диктатуре пролетариата, а диктатуре интересов партийной и государственной верхушки. Не случайно он эту концепцию связывал с укреплением светской государственности, вместо её отмирания в процессе социалистических преобразований. Он даже предполагал государственность и при полном коммунизме, если будет оставаться империалистическое окружение. Но, по Марксу и Энгельсу, диктатура коренных классовых интересов пролетариата предполагает победу в классовой борьбе в мировом масштабе. В таком случае при полном коммунизме государственность, а, следовательно, диктатура пролетариата должна прекратить своё существование полностью. Ибо в переходный период должны быть ликвидированы условия для образования классов путём преодоления в общественных производственных отношениях действия законов общественного разделения труда и обмена.

В послесталинский период диктатура пролетариата не могла быть ликвидирована, так как её и не было в марксистском понимании. А вот, диктатура интересов партийной и государственной верхушки, которая продолжала осуществлять борьбу за личную власть под коммунистическими лозунгами, никуда не делась. Она, как и в сталинский период, не допускала никакой критики в свой адрес, подавляла всякий протест, расширяла свои привилегии и репрессивный аппарат, способствовала злоупотреблениям властью государственными чиновниками. В условиях расширявшихся товарно-денежных отношений эта диктатура обеспечивала формирование господствующего эксплуататорского класса в результате длительного исполнения управленческих функций одними и теми же людьми.

В следующем разделе Ричард Иванович пишет: «Меня искренне разочаровали ещё в хрущёвском проекте Программы (август 1961-го) явно поспешная отмена диктатуры пролетариата и дешёвая посула нынешнему поколению жить уже при коммунизме».

Однако почему-то автор умалчивает, что эта «дешёвая посула» содержалась уже в упомянутом сталинско-ждановском проекте 3-й программы партии 1947 года. В ней было записано:

Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков) ставит своей целью в течение ближайших 20–30 лет построить в СССР коммунистическое общество. Коммунизм – это такое общество: а) где на основе роста производства достигнуто изобилие продуктов и господствует равная обязанность всех трудиться по своим способностям и равное право всех трудящихся получать за это по их потребностям, а все труженики общества являются людьми, ведущими вполне зажиточную и культурную жизнь; б) где всё народное хозяйство базируется на общественной собственности на средства производства, оснащено высокоразвитой техникой и управляется по единому плану; в) где нет классов и классовых различий, а все работники индустрии, сельского хозяйства и других отраслей общественной деятельности являются тружениками единого бесклассового общества; г) где на основе огромного повышения технической базы сельского хозяйства и подъёма культурного уровня деревни до уровня передового города ликвидирована противоположность между городом и деревней; д) где на основе роста квалификации, профессионального мастерства и культурного уровня работников индустрии и сельского хозяйства ликвидирована противоположность между физическим и умственным трудом; е) где созданы все условия для удовлетворения непрерывно растущих материальных и духовных потребностей людей и всестороннего развития их способностей и дарований.Виктор Трушков. Неизвестная программа ВКП(б). Правда. 2016. № 97.

Просто удивительно как составителями проекта Митиным и Юдиным в этих признаках незаметными штрихами были искажены марксистские параметры полного коммунизма. Для сравнения приведу цитату Маркса из его письма Бракке, известного как «Критика Готской программы». Вот как характеризовал полный коммунизм Маркс: «На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы, и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своём знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям! ».

Итак, у Маркса коммунизм – это «когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни». В сталинско-ждановском же проекте: «господствует равная обязанность всех трудиться по своим способностям и равное право всех трудящихся получать за это по их потребностям». Значит, по сталинско-ждановском проекту, при полном коммунизме будет осуществляться господство равных «обязанностей всех трудиться», т. е. труд будет носить обязательный, следовательно, принудительный характер. У Маркса же труд будет первой потребностью жизни в силу его свободного и творческого характера, а также его непродолжительности для каждого. Никакого принуждения к труду коммунизм не предполагает.

Кроме того, в сталинско-ждановском проекте говорится о равном праве получать по потребностям. Однако о каком равном праве может идти речь, если при коммунизме согласно марксистскому учению не будет ни государства, ни права, как возведённой в закон воли господствующего класса? Господствующих классов просто не будет, равно как и классов вообще. Будут не равные права, а равные возможности получать по потребностям.

С точки зрения соответствия марксистскому учению вызывает сомнение также следующая формулировка «где всё народное хозяйство базируется на общественной собственности на средства производства…».

В марксизме же коммунистическое хозяйство будет базироваться не на общественной собственности на средства производства, а на общем владении ими, а также на присвоении продуктов индивидуального потребления каждым по потребностям, но без излишеств.

Не точным с марксистской точки зрения является утверждение, что при полном коммунизме «все работники индустрии, сельского хозяйства и других отраслей общественной деятельности являются тружениками единого бесклассового общества». Разделение общества на работников индустрии, сельского хозяйства и других отраслей общественной деятельности говорит о том, что в обществе действует закон общественного разделения труда, который лежит в основе деления общества на классы. А если это так, то о полном коммунизме говорить не приходится, так как согласно марксистской концепции при полном коммунизме не должно быть разделения труда на работников индустрии, сельского хозяйства и других отраслей общественной деятельности. Одни и те же работники будут принимать участие в разных отраслях общественной деятельности.

Не вписывается в марксистскую теорию и утверждение в сталинско-ждановском проекте о том, что полный коммунизм – это «где на основе огромного повышения технической базы сельского хозяйства и подъёма культурного уровня деревни до уровня передового города ликвидирована противоположность между городом и деревней». У классиков же речь идёт о ликвидации разделения труда между городом и деревней, о том, что этим трудом будут заниматься одни и те же люди. В «Принципах коммунизма» Энгельс писал, «что противоположность между городом и деревней тоже исчезнет. Одни и те же люди будут заниматься земледелием и промышленным трудом, вместо того чтобы предоставлять это делать двум различным классам. Это является необходимым условием коммунистической ассоциации уже в силу весьма материальных причин. Распылённость занимающегося земледелием населения в деревнях, наряду со скоплением промышленного населения в больших городах, соответствует только недостаточно ещё высокому уровню развития земледелия и промышленности и является препятствием для всякого дальнейшего развития, что уже в настоящее время даёт себя сильно чувствовать».

То же самое относится и к утверждению о том, что коммунизм – это общество, «где на основе роста квалификации, профессионального мастерства и культурного уровня работников индустрии и сельского хозяйства ликвидирована противоположность между физическим и умственным трудом». В марксизме же преодоление разделения труда на умственный и физический достигается путём не только слияния городского и деревенского труда, но, прежде всего, благодаря широкой специализации каждого работника. «Вырастив новое поколение всесторонне развитых производителей, – пишет Энгельс в „Анти-Дюринге”, – которые понимают научные основы всего промышленного производства и каждый из которых изучил на практике целый ряд отраслей производства от начала до конца, общество тем самым создаст новую производительную силу, которая с избытком перевесит труд по перевозке сырья и топлива из более отдалённых пунктов». Кроме того, слиянию умственного и физического труда способствует внедрение новых технологий, а также включение в действие закона перемены труда. «Но если перемена труда, – писал Маркс, – теперь прокладывает себе путь только как непреодолимый естественный закон и со слепой разрушительной силой естественного закона, который повсюду наталкивается на препятствие, то, с другой стороны, сама крупная промышленность своими катастрофами делает вопросом жизни и смерти признание перемены труда, а потому и возможно большей многосторонности рабочих, всеобщим законом общественного производства, к нормальному осуществлению которого должны быть приспособлены отношения».

В «Анти-Дюринге» Энгельс пишет:

Настанет время, когда не будет ни тачечников, ни архитекторов по профессии и когда человек, который в течение получаса давал указания как архитектор, будет затем в течение некоторого времени толкать тачку, пока не явится опять необходимость в его деятельности как архитектора.

Классики считали, что при полном коммунизме не будет разделения труда на пожизненные профессии. Такое разделение Маркс называл «профессиональным идиотизмом». В этой связи фраза о ликвидации противоположности между умственным и физическим трудом на основе «профессионального мастерства» не соответствует марксистской теории.

Интересно, что приведённые неточности (с точки зрения марксистского учения) в сталинско-ждановском проекте программы партии 1947 г., который был составлен Митиным и Юдиным, затем встречаются в сталинских «Экономических проблемах социализма в СССР».

Последний раздел своего труда Ричард Иванович назвал «Пожить как раньше?».

Мечта Ричарда Ивановича пожить как раньше понятна. Жилось ему в советское время, надо полагать, не плохо. Работая в ЦК КПСС, он вряд ли в чём-либо нуждался. Видимо, научился и приспосабливаться к «негодному». А вот большинству народа к концу 80-х советские условия уже вряд ли нравились. Ему надоели постоянный обман и посулы. Ему надоело видеть, как партийная и государственная верхушка, призывая к коммунистическим идеалам, сама постоянно безнаказанно злоупотребляла своим служебным положением. Этим и воспользовались ельцинисты, «впаривая», что они ездят на трамваях и сидят в поликлиниках в очередях. И народ им поверил. А они ему подкинули идейку, что частные формы хозяйствования эффективнее государственных, что они избавят народ от паразитирующих чиновников. Помню, как ельцинисты собирали многотысячные митинги, на которых призывали к частной собственности. Народ требовал введения института частной собственности. В 90-м году положение о праве частной собственности на средства производства горбачевцы и ельцинисты втащили в Конституцию СССР.

Нельзя не согласиться с автором статьи в том, что «Перекормленный ранее высокопарными и часто не в меру хвастливыми словесами в адрес советской действительности, народ теперь отходит от „перестроечного”, цинично-пустейшего очернения колоссального и героического в труде и быту поколений всего и вся тех лет». Однако вызывает сомнение утверждение, что резкая критика негодного и уважительная оценка талантливого и самоотверженного в истории часто «касается одного и того же». И автор призывает всё прошлое воспринимать «как некую целостность». «И мои деды, – пишет он, – простые казаки Федосей и Митрофан, уходя в мае 1918 года в Красную гвардию, вряд ли уступали в кругозоре своему дяде Егору, оставшемуся у белых…». Следовательно, по мнению Ричарда Ивановича, и белое и красное одинаково может быть и критикуемо и уважаемо. Да, это, конечно, позиция коммуниста-марксиста!

Автор восхищён грандиозным подъёмом «русского национального сознания, которым были отмечены 70-летие Победы в Великой Отечественной войне и успешные шаги путинской внешней политики». А как же участие в Великой отечественной войне представителей других братских народов? Разве Родиной для них была Россия? А может быть СССР с его коммунистическим вектором развития? Какое отношение к этой войне имеет буржуазная путинская власть, вытравливающая из памяти новых поколений то главное, за что гибли советские люди на войне?

Вот автор статьи, подобно своим предкам и раздвоился на белого казака – патриота-путиниста, и красного казака. Но тем было простительно. Они марксизма не знали. А тут ведь знаток марксизма-ленинизма-сталинизма, профессор философии, доктор философских наук. Да, с точки зрения понимания марксистской коммунистической теории, видимо, опасно быть ленинцем, а тем более сталинцем. Вместо коммуниста превращаешься в национал-большевика. А я-то думал: отчего в коммунистических партиях сталинистского толка состоят поклонники Президента Путина? Оказывается, они – коммунисты-национал-патриоты, т. е. национал-большевики (чуть было не написал национал-социалисты). Им всё равно, чьи интересы защищает нынешняя власть. Главное, чтобы родное, национальное, пусть даже буржуазное.

Далее Ричард Иванович мечтает, что Путин изменит и внутреннюю политику. «И формула „оптимизация общественной системы”, – пишет он, – с упором на масштаб человека – тут как раз кстати. В отличие от блошиной крохоборческой „оптимизации” местечкового типа, она носит разнообразный характер и предоставляет неограниченный простор для экспериментирования, для объективного сопоставления достоинств и недостатков любых, частной и коллективной, форм собственности, для анализа характера и роли государственного регулирования при капитализме и при социализме, для опыта использования советского примера относительно выхода из Великой депрессии в США 30-х годов, для анализа причин современного успеха „китайского нэпа” и др. Доводимая до построения товарищеского способа производства, строя цивилизованных кооператоров, оптимизация могла бы означать, что реально-гуманистический проект наконец возобновлён. Но как долго ждать и удастся ли дождаться?»

Итак, Ричард Иванович ждёт от путинской власти, что она от успешных достижений во внешней политике перейдёт к таким же достижениям во внутренней, от защиты интересов эксплуататоров перейдёт к защите интересов простых людей. Откуда такой наив, Ричард Иванович? Когда это буржуазная власть защищала интересы трудового народа? Или профессор Косолапов перешёл на позиции интересов буржуазии? Тогда понятна его мечта о смешанной, по существу капиталистической экономике, о строе цивилизованных кооператоров периода ленинского НЭП(а) почти столетней давности. К сожалению, с такой позицией согласно большинство партийцев сталинистского толка. Но, как это ни парадоксально, она превращает их в сторонников ненавидимых ими национал меньшевиков, которые с подобными лозунгами выступали ещё 100 лет тому назад в условиях малоразвитых производительных сил. И тогда они, судя по результатам социального эксперимента, начатого партией большевиков, оказались правы. Но сейчас, после 100-летнего развития СССР, такие призывы кажутся нелепыми, даже с учётом определённого разрушения советских производительных сил после горбачевско-ельцинской частнокапиталистической перестройки общества. Нелепость призыва российских коммунистов к смешанной экономике с точки зрения марксистской теории в нынешних условиях очевидна. Иначе как превращением ленинско-сталинских идей в догмы такую позицию не назовёшь. При этом сталинисты почему-то называют себя творческими развивателями марксизма. Но к марксизму такие идеи никакого отношения не имеют. Тем самым сталинисты дезориентируют остатки коммунистического движения, направляя его в русло буржуазной пропаганды. Однако принципиальные положениями коммунистической теории требуют:

• создания мощной международной коммунистической организации, стоящей на почве классического марксизма;
• вооружения международного пролетариата классическим научным коммунистическим проектом;
• подготовки пролетариата к надвигающейся мировой коммунистической революции, к дальнейшим коммунистическим преобразованиям после овладения властью;
• формирования сети современных производственно-потребительских коммун;
• создания пролетарских полу-государств типа коммуны;
• создания международного полу-государства коммунального типа;
• создания языка международного общения;
• осуществления мероприятий для полного преодоления подчинения людей действию закона товарного производства и обмена, ликвидации мирового рынка, замены его мировыми и местными органами снабжения;
• осуществления мероприятий для целенаправленного преодоления подчинения людей действию закона общественного разделения труда;
• осуществления мероприятий для перехода на принципы самоуправления.