Деформация марксистского положения о необходимости уничтожения частной собственности в процессе коммунистических преобразований

В «Манифесте коммунистической партии» классики записали, что «коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности» (Манифест коммунистической партии. М. Политиздат. 1980, с. 39).

Однако, что такое частная собственность?

В этой связи необходимо отметить, что вульгарное понимание политэкономических категорий собственности, а также частной собственности, стало следующим отступлением, превращавшим марксизм из науки в утопию. Хотя основоположники марксизма и выработали теоретические основы, необходимые для правильного понимания этих категорий, однако не сформулировали их чёткого определения. Поэтому большинству людей они всё ещё остаются недоступными. В массе своей коммунисты используют знания на уровне обыденного понимания этих категорий. Нет определённого понимания их содержания и среди теоретиков. Одни частную собственность связывают с существованием государственности, другие с классами, третьи с правовыми установлениями и т. д. В СССР с 60-х годов 20-го века серьёзных научных разработок по вопросам собственности не предпринималось. Советские учёные обходились ссылками на вырванные из контекста цитаты классиков, а постсоветские – на вульгарные представления, позаимствованные у авторов рыночных концепций. Это привело к догматизации, а в последние двадцать лет и к деформации научных знаний о собственности и вульгаризации общественного сознания, порождающего растущие социальные противоречия.

Большинство людей понятие собственности связывают с принадлежностью вещи кому-либо. Моя собственность, его собственность и т. д.

В письме Анненкову Маркс отмечал, что люди, к сожалению, понимают под собственностью отношение человека к вещи. Это неправильно. Собственность – это отношения между людьми по поводу вещей и, прежде всего, по поводу их присвоения.

Почему присвоения?

Потому, что термином «собственность» в политэкономической науке обозначают исторически развивающиеся общественные отношения между различными субъектами собственности (отдельными индивидуумами, социальными группами, государственной бюрократией) по поводу присвоения продуктов труда и, прежде всего, средств производства как элементов материального богатства общества.

Следовательно, содержанием политэкономического понятия «собственность» являются экономические отношения между субъектами этих отношений по поводу присвоения продуктов труда.

Совокупность продуктов труда, в том числе и средств производства, принадлежащих данному субъекту (собственнику), в науке обозначают как объект собственности.

Объектом собственности могут быть как средства производства, так и предметы индивидуального потребления. В зависимости от принадлежности средств производства и предметов потребления конкретным субъектам, в советской политэкономической науке и дифференцировали формы собственности. Например, конституции СССР закрепляли социалистическую собственность в формах государственной, кооперативно-колхозной и личной.

Постепенно в массовом сознании советских людей, видимо, под воздействием упрощённого понимания сущности этой категории партийными органами, а с их подачи и политэкономической наукой, понятие собственности, в том числе и частной собственности, стало отождествляться лишь с принадлежностью объектов собственности тем или иным лицам (субъектам). Таким образом, форма отрывалась от содержания этой категории, т. е. от способа присвоения. Такое понимание упрощало и тем самым опошляло марксизм, в котором под собственностью понимается не только принадлежность объекта тому или иному собственнику, а, прежде всего, отношения по поводу присвоения объектов собственности.

Классики считали, что экономически присвоение может осуществляться двумя способами: либо прямо, без посредника в форме товарно-денежных отношений, либо через товарно-денежные отношения. Прямое нетоварное присвоение классики называли присвоением общим, коммунистическим.

В этой связи Энгельс в Анти-Дюринге отмечал: «Когда с современными производительными силами станут обращаться сообразно с их познанной, наконец, природой, общественная анархия в производстве заменится общественно-планомерным регулированием производства сообразно потребностям как общества в целом, так и каждого его члена в отдельности. Тогда капиталистический способ присвоения, при котором продукт порабощает сперва производителя, а затем и присвоителя, будет заменён новым способом присвоения продуктов, основанным на само́й природе современных средств производства: с одной стороны, прямым общественным присвоением продуктов в качестве средств для поддержания и расширения производства, а с другойпрямым индивидуальным присвоением их в качестве средств к жизни и наслаждению». Прямое присвоение, по мнению Маркса и Энгельса, будет включать в себя владение и пользование имуществом (объектами собственности), но без его отчуждения.

А вот частным классики считали присвоение, опосредствованное товарно-денежными отношениями, которые сформировались в результате развития разделения труда.

Энгельс в том же произведении разъяснял, что «закон присвоения, или закон частной собственности, покоится на товарном производстве и товарном обращении»… До этого в «Немецкой идеологии» оба классика написали: «В действительности я владею частной собственностью лишь постольку, поскольку я имею что-нибудь такое, что можно продать…».

В «Происхождении семьи, частной собственности и государства» Энгельс показал, как, например, земля, превращаясь в товар, таким образом приобретала свойство частной собственности. «Полная, свободная собственность на землю, – писал он, – означала не только возможность беспрепятственно и неограниченно владеть ею, но также и возможность отчуждать её… Что это означало, разъяснили… деньги, изобретённые одновременно с частной собственностью на землю. Земля могла теперь стать товаром, который продают и закладывают». Значит, понятие частной собственности в марксизме тесно связано с товарно-денежным обменом, с возможностью присвоения имущества (и, прежде всего, средств производства) частными лицами с целью не только владения, пользования им, но также распоряжения им (отчуждения или присвоения) через товарно-денежные отношения.

Итак, согласно марксистской теории, закон частного присвоения, или «закон частной собственности», покоится на товарном производстве и товарном обращении, т. е. в основе отношений частной собственности лежит товарно-денежный обмен. Исторические исследования, проведённые Марксом и Энгельсом, показали, что причиной возникновения товарного обмена стало развитие разделения труда, которое вначале привело к появлению прибавочного продукта у скотоводческих племён и необходимости обмена. Поэтому понятие частной собственности в марксизме теснейшим образом связано, прежде всего, с разделением труда, а затем и с его последствием – товарным обменом. Ещё в «Экономическо-философских рукописях» 1844 г. Маркс отмечал, что «разделение труда и обмен суть формы частной собственности …».

По обоснованному мнению классиков, содержанием отношений частной собственности является частный характер присвоения, который возможен только при условии действия закона разделения труда, породившего необходимость товарного обмена излишками.

В «Немецкой идеологии» основоположники пошли ещё дальше в этом направлении. Они записали, что «разделение труда и частная собственность, это – тождественные выражения: в одном случае говорится по отношению к деятельности то же самое, что в другом – по отношению к продукту деятельности». А это значит то, что если материальное производство осуществляется в условиях общественного разделения труда, то продуктом этой деятельности всегда будет частная собственность.

Классики установили, что отношения частной собственности дают возможность присваивать средства к жизни с избытком. В таком присвоении заключена потенциальная возможность для господства над чужим трудом и для его эксплуатации. Избыток позволяет приобретать средства производства и рабочую силу с целью её эксплуатации для извлечения прибыли. Не случайно классики в Манифесте записали, что коммунизм не уничтожает «присвоение продуктов труда, служащих непосредственно для воспроизводства жизни, присвоение, не оставляющее никакого избытка, который мог бы создавать власть над чужим трудом» (Манифест коммунистической партии, с. 40).

По их мнению, именно избыток расслаивает общество на антагонистические классы богатых и бедных, эксплуататоров и эксплуатируемых.

Из всего изложенного следует, что под частной собственностью в марксизме понимается обусловленное разделением труда, товарным производством и обменом присвоение частными лицами источников существования всех, а также присвоение продуктов общественного производства с избытком, которое даёт возможность эксплуатировать чужой труд.

И основоположники коммунистической теории пришли к выводу, что в ходе коммунистического развития, в переходный период от капитализма к коммунизму (в первой его фазе), отношения частной собственности (частный характер присвоения) должны быть постепенно уничтожены путём преодоления подчинения человека законам разделения труда, товарного производства и обмена. На первом этапе это осуществляется через огосударствление средств производства пролетарским государством-коммуной (общиной). Затем должно постепенно преодолеваться подчинение человека законам разделения труда. С преодолением общественного разделения труда отпадает необходимость товарного производства и обмена. «Именно то обстоятельство – что разделение труда и обмен суть формы частной собственности, – писал Маркс в „Экономическо-философских рукописях”, – как раз и служит доказательством как того, что человеческая жизнь нуждалась для своего осуществления в частной собственности, так, с другой стороны, и того, что теперь она нуждается в упразднении частной собственности».

Почему человечество нуждалось в частной собственности? Очевидно, потому, что разделение труда и обмен, лежащие в основе частного присвоения и, прежде всего, присвоения средств производства, способствовали развитию производительных сил общества на историческом отрезке от рабовладельческого способа производства до капитализма. Частное присвоение в условиях малоразвитых производительных сил способствовало накоплению излишков в частных руках и тем самым позволяло укрупнять производство, внедрять новые технологии. Но на нисходящей линии последней стадии развития отношений частной собственности, т. е. на закате капитализма, когда производительные силы в своём количественном и качественном отношении достигли определённого уровня, они приобрели общественный характер. Частное присвоение стало тормозить их развитие. Оно стало оковами этого развития. Общество стало нуждаться в постепенном его уничтожении с тем, чтобы общественный характер производительных сил соответствовал общественному характеру присвоения.

Почему частное присвоение на закате капитализма становится оковами развития производительных сил?

Маркс и Энгельс убедительно доказали, что капиталистические производственные отношения, которые развиваются внутри отношений капиталистической частной собственности, имеют целью только максимальное извлечение прибыли капиталистами. На нисходящей линии развития капиталистического способа производства был достигнут определённый уровень развития производительных сил и производительности труда в развитых странах капитала. Тогда ориентация хозяйственного механизма на максимальное извлечение прибыли стала ограничивать развитие производительных сил. Оно стало сдерживаться страхом капиталистов перепроизвести товар в условиях анархии рыночного производства, страхом не найти рынка его сбыта и потерпеть банкротство, что делает невыгодным дальнейшее совершенствование производительных сил с целью увеличения выпуска продукции в единицу времени. Во время постоянно повторяющихся кризисов дальнейшее развитие производительности труда приводит к необходимости уничтожения части производительных сил и произведённой продукции, которая не находит потребителя. Коммунистический же способ производства, в основе которого лежит общий характер присвоения, снимает оковы с развития производительных сил, так как он нацелен не на максимальное извлечение прибыли отдельными капиталистами, а на максимальное удовлетворение постоянно растущих материальных и нематериальных потребностей всего общества, всех людей. А эти постоянно растущие потребности безграничны. Они могут быть ограничены лишь возможностями природы. Следовательно, с целью освобождения развития производительных сил и производительности труда от капиталистических оков, отношения капиталистической частной собственности должны быть заменены отношениями общей коммунистической (общинной) собственности.

Сразу следует уточнить, что в марксизме речь идёт не о диалектическом снятии частной собственности, как пытаются толковать некоторые теоретики марксизма, а именно об её уничтожении, но уничтожении постепенном. В «Принципах коммунизма», написанных Энгельсом ещё в 1847 г. для «Манифеста коммунистической партии», на 16-й вопрос: «Возможно ли уничтожить частную собственность сразу?» – он отвечал: «Нет, невозможно, точно так же, как нельзя сразу увеличить имеющиеся производительные силы в таких пределах, какие необходимы для создания общественного хозяйства. Поэтому надвигающаяся по всем признакам революция пролетариата сможет только постепенно преобразовать нынешнее общество и только тогда уничтожит частную собственность, когда будет создана необходимая для этого масса средств производства». В «Обращении Центрального комитета к Союзу коммунистов», написанном Марксом и Энгельсом в 1850 г., прямо говорилось, что «дело идёт не об изменении частной собственности, а об её уничтожении, не о затушёвывании классовых противоречий, а об уничтожении классов, не об улучшении существующего общества, а об основании нового общества» (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, сс. 261, 267).

В «Экономическо-философских рукописях» Маркс показал, что частная собственность не только сдерживает развитие производительных сил, но и неизбежно приводит к отрешению работника от радостей жизни, закабалению его предметом его труда. Продукт труда становится чужим для него продуктом. Опредмечивание труда превращается в отчуждение труда, опредмеченный труд — в отчуждённый труд. В этом труде пролетарий «чувствует себя не счастливым, а несчастным», не развивает свободно свои физические и духовные силы, а подавляет их, изнуряет своё тело и разрушает свой дух. В процессе труда он принадле­жит не себе, а собственнику капитала. Он сам себе куёт цепи.

Отношение пролетария к продукту своего труда, как к пред­мету чуждому и над ним властвующему, порождает его отношение к акту производства, к своей собственной деятельности, как тоже к чему-то чуждому, порождает отчуж­дение человека от общества, превращает общественную жизнь человека в простое условие и элементарное средство под­держания его существования. В мире частной соб­ственности человек лишается стимулов производить по законам красоты и универсальных потребностей, так как его деятельность коммерционализирована. Отнимая у человека предмет его производства в качестве товара для рынка, отчуждённый труд, – указы­вает Маркс, – тем самым отнимает у него свойственную его роду подлинно человеческую жизнь.

Наконец, прямым следствием отчуждения человека от про­дукта его труда, его родовой сущности, является отчуждение человека от природы, отчуждение человека от человека, противостояние одного человека другому. «Мы видели, – пишет Маркс в „Экономическо-философских рукописях”, – какое значение имеет при социализме богатство человеческих потребностей, а, следовательно, и какой-нибудь новый способ производства и какой-нибудь новый предмет производства: новое проявление человеческой сущностной силы и новое обогащение человеческого существа. В рамках частной собственности всё это имеет обратное значение. Каждый человек старается пробудить в другом какую-нибудь новую потребность, чтобы вынудить его принести новую жертву, поставить его в новую зависимость и толкнуть его к новому виду наслаждения, а тем самым и к экономическому разорению. Каждый стремится вызвать к жизни какую-нибудь чуждую сущностную силу, господствующую над другим человеком, чтобы найти в этом удовлетворение своей собственной своекорыстной потребности. Поэтому вместе с ростом массы предметов растёт царство чуждых сущностей, под игом которых находится человек, и каждый новый продукт представляет собой новую возможность взаимного обмана и взаимного ограбления. Вместе с тем человек становится всё беднее как человек, он всё в большей мере нуждается в деньгах, чтобы овладеть этой враждебной сущностью, и сила его денег падает как раз в обратной пропорции к массе продукции, т. е. его нуждаемость возрастает по мере возрастания власти денег…

Безмерность и неумеренность становятся их истинной мерой. Даже с субъективной стороны это выражается отчасти в том, что расширение круга продуктов и потребностей становится изобретательным и всегда расчётливым рабом нечеловечных, рафинированных, неестественных и надуманных вожделений».

В этом же произведении Маркс отмечает существенную причинно-следственную связь: частная собственность – не только решающая причина всякого отчуждения, и, прежде всего, отчуждённого труда, она в то же время «есть продукт, результат, необходимое следствие отчуждённого труда, внешнего отношения рабочего к природе и к самому себе». Следовательно, только уничтожением частной собственности можно положить конец отчуждённому труду, отчуждению человека от его родовой сущности, взаимному от­чуждению людей, отчуждению человека от природы. Преодолением отчуждения исключаются условия, порождающие частную собственность.

Здесь же Маркс рассматривает доктрины утопического коммунизма «в его первой форме». Незрелость этого «грубого комму­низма» заключается в том, что он стремится противопоставить частной собственности «всеобщую» частную собственность. По Марксу, это лишь форма проявления отно­шений частной собственности.

Как уже было отмечено, уничтожение частной собственности, частного присвоения продуктов общественного труда в процессе коммунистического развития классики видели, прежде всего, в огосударствлении средств производства пролетарским государством-коммуной. А затем – в преодолении подчинения человека общественному разделению труда, законам товарного производства и обмена, которые дают возможность присваивать продукты с избытком.

Однако иначе представлял себе это И. В. Сталин, а за ним и советская политэкономическая наука. Они полагали, что передача средств производства в собственность советского государства сразу же уничтожает отношения частной собственности, частного присвоения. После реализации НЭП, по завершении индустриализации, коллективизации и культурной революции, все средства производства и распределения полностью перешли в собственность государства. Считалось, что тем самым частная собственность на средства производства и частное присвоение в Советском Союзе были упразднены.

Напомню, что Конституция СССР 1936 г. закрепила социалистическую собственность в трёх формах: государственной, кооперативно-колхозной и личной. Места частной собственности в ней уже не было, из чего вытекало, что отношения частной собственности в СССР, по существу, были ликвидированы. Всё это партией и общественной наукой преподносилось как развитие марксизма, как творческий марксизм. Но такой «творческий» марксизм в корне противоречил классической марксистской теории, так как устанавливал отсутствие отношений частной собственности при наличии общественного разделения труда, товарного производства и товарного обмена. Тогда как огосударствление средств производства, согласно марксистскому учению, является лишь первым шагом к уничтожению отношений частной собственности.

Следующим шагом, как уже отмечалось, должно было быть преодоление подчинения человека общественному разделению труда на различные его виды. Коммунистическое развитие требует также ликвидации мирового разделения труда и мирового рынка с его товарно-денежным обменом. (Анти-Дюринг). Международное разделение труда и мировой рынок заставляли Советский Союз развивать внешнюю торговлю, в том числе средствами производства, с капиталистическими странами и ориентировать советскую экономику на стоимостные показатели. Ориентации на стоимость требовал и обмен между городом и деревней, в которых существовали различные формы собственности на продукты труда. Подчинение советского общества действию законов внешнего и внутреннего разделения труда, ориентация производителей на стоимостные показатели товарного производства и обмена, принадлежность средств производства не коммунальному пролетарскому государству, а государству буржуазному, но без буржуазии, не позволяет определять советский базис того времени как базис коммунистический, в котором отсутствовали отношения частной собственности.

На чём же были основаны сталинские заблуждения?

Бухарин, Николай ИвановичСудя по всему – на взглядах Н. И. Бухарина, который в работах ещё периода военного коммунизма «Азбука коммунизма» (1919 г.) и «Экономика переходного периода» (1920 г.) полагал, что власть пролетариата и национализация промышленности сразу же меняет капиталистические экономические отношения на противоположные. Бухарин заявлял, что «при государственной власти пролетариата и пролетарской национализации производства» сразу исчезают практически все экономические отношения, до этого существовавшие в обществе. Прибавочная стоимость, товар, цена, эксплуатация, наёмный труд, заработная плата становятся «диаметрально противоположными» своему исходному капиталистическому содержанию. Однако при этом Бухарин забывал, что советское государство не было государственной властью пролетариата по указанным выше причинам. Хотя такое идеалистическое представление не соответствовало ни марксистской теории, ни практике, а имя Бухарина как «врага народа» было надолго вычеркнуто из истории, выработанные им теоретические положения, взятые на вооружение Сталиным, продолжали существовать, в той или иной форме, в качестве официальной экономической доктрины коммунистической партии. И это несмотря на то, что Бухарин после перехода к НЭП изменил свою позицию и стал пропагандировать развитие капитализма в России. Он писал в одном из своих произведений: «Переход к новой экономической политике явился крахом наших иллюзий». Имеются в виду иллюзии по поводу того, что власть пролетариата и национализация промышленности сразу же меняют капиталистические экономические отношения на социалистические. К сожалению, эти иллюзии распространены в коммунистическом движении и ныне. Однако следует ещё раз напомнить справедливое предостережение Ленина, который считал, что государственное регулирование торговли и денежного обращения является дополнительным отступлением от социализма даже по сравнению с НЭП. «Мы должны сознать, – разъяснял он, – что отступление оказалось недостаточным, что необходимо произвести дополнительное отступление, ещё отступление назад, когда мы от государственного капитализма переходим к созданию государственного регулирования купли-продажи и денежного обращения.

Восстановление капитализма, развитие буржуазии, развитие буржуазных отношений из области торговли и т. д., — это и есть та опасность, которая свойственна теперешнему нашему экономическому строительству, теперешнему нашему постепенному подходу к решению задачи гораздо более трудной, чем предыдущие. Ни малейшего заблуждения здесь быть не должно».

Следовательно, переход «к созданию государственного регулирования купли-продажи и денежного обращения» Ленин полагал более опасным для коммунистического развития, чем государственный капитализм в форме НЭП (Ленин В. И. ПСС, т. 44. с. 212–213).

Однако так не считал Сталин, полагавший, что товарное производство в СССР «коренным образом отличается от товарного производства при капитализме» (Сталин. И. В. Экономические проблемы социализма в СССР. Госполитиздат, 1953, с. 18).

СССР имел государственный банк и сберкассы для населения. Госбанк осуществлял накопление капитала в денежной форме и в золоте. Деньги находились в обороте. Советское государство осуществляло капиталовложения в развитие различных отраслей, предоставляла кредиты под проценты другим государствам.

Возможность накопления денег, в которых концентрируется меновая стоимость товаров, была и у населения – через сберкассы.

И далее Сталин пишет, «что необходимо откинуть и некоторые другие понятия, взятые из „Капитала” Маркса, где Маркс занимался анализом капитализма, и искусственно приклеиваемые к нашим социалистическим отношениям». Аргументируя это, Сталин продолжает: «Но более чем странно пользоваться теперь этими понятиями, когда рабочий класс не только не лишён власти и средств производства, а, наоборот, держит в своих руках власть и владеет средствами производства. Довольно абсурдно звучат теперь, при нашем строе, слова о рабочей силе, как товаре, и о „найме” рабочих: как будто рабочий класс, владеющий средствами производства, сам себе нанимается и сам себе продаёт свою рабочую силу» (там же).

Такая аргументация не соответствовала действительному положению дел и носила демагогический характер. Дело в том, что владение рабочим классом средствами производства с самого начала было пропагандистским лозунгом, так как власти рабочего класса в СССР не было и не могло быть в силу отсутствия в достаточном количестве самих рабочих на момент её взятия большевиками. Советская власть представляла собой власть рабочих и крестьян при подавляющем большинстве крестьянского населения с частнособственническим мировоззрением.

Если сразу после прихода к власти большевиков и были попытки установить формы власти рабочих через фабрично-заводские комитеты, то они продолжались всего лишь несколько месяцев. Затем от этих попыток пришлось отказаться в силу указанных причин.

Поэтому диктатуру коренных классовых интересов пролетариата вначале осуществлял тонкий слой профессиональных революционеров в партии, а после его довольно скорого полного истончения, диктатура пролетариата стала идеологическим прикрытием для советской партийной и государственной бюрократии. Бюрократия не только владела средствам производства, но и распоряжалась ими. Она же осуществляла покупку рабочей силы в качестве товара, впрочем, как и способностей работников умственного труда и осуществляла оплату рабочей силы через стоимость товаров.

Сам же Сталин в цитируемом произведении признавал, «что потребительские продукты, необходимые для покрытия затрат рабочей силы в процессе производства, производятся у нас и реализуются как товары, подлежащие действию закона стоимости» (там же, с. 20). А коль скоро потребительские продукты реализовались как товары с товарными стоимостями, которыми покрывались затраты рабочей силы, то рабочая сила в СССР также являлась товаром. Но мы знаем из марксистского учения, что товаром рабочая сила может быть только при наёмном труде, а наёмный труд – только при капитализме, когда рабочий продаёт свои способности к труду собственнику средств производства. При этом под зарплатой наниматель скрывает стоимость рабочей силы, которая как раз и покрывается стоимостью товаров. Собственником же средств производства был не рабочий класс, а советский государственный аппарат бюрократов как совокупный капиталист.

Таким образом, тезис об отсутствии в СССР отношений частной собственности, частного присвоения является ошибочным, в силу действия в советской экономике законов общественного разделения труда, стоимостного товарного производства и денежного обмена в сфере индивидуального потребления. А легализация в перестроечный период на территории бывшего СССР частного присвоения источников существования всего общества привела к появлению олигархов, крупной, средней и мелкой буржуазии.

Деформация марксистской теории относительно первой фазы коммунизмаОтрицание необходимости преодоления подчинения людей действию закона общественного разделения труда в первой коммунистической фазе

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *