Фундаментальные категории

Строго говоря, кроме марксистского учения, научной теории собственности не существует. Поэтому большинство россиян обходятся обыденным представлением, что собственность, как объясняет её толковый словарь русского языка, есть «принадлежность кого или чего-нибудь кому или чему-нибудь». В США такая же картина. Как отметил один из современных авторов, Ричард Пайпс, написавший целый ряд книг по истории собственности, в том числе монографию «Собственность и свобода» (Московская школа политисследований, 2001), «если, просматривая список книг об американских взглядах и настроениях, вы захотите взглянуть, что значится под словом “собственность”, вы, скорее всего, ни на что не набредёте». В случае же с Россией, по его мнению, «как должное следует понимать не собственность, а её отсутствие» (с. 9).

Хотя основоположники марксизма выработали необходимые для правильного понимания категории «собственность» теоретические основы, опирающиеся на многочисленные исторические факты и письменные источники, они большинству российских граждан всё ещё остаются недостаточно известными. Поэтому в своей практической деятельности россияне используют знания на уровне толкового словаря. Пятьдесят лет назад известный советский экономист М.В. Колганов, автор первой крупной работы, посвящённой собственности, этот факт отметил следующим образом: «в обыденной жизни кажется, что нет более простого вопроса, чем вопрос о собственности. В любом обществе она осязательна и понятна людям. А вот в теории, когда дело доходит до её определения, она ускользает, расплывается в нечто отвлечённое и неясное» (Колганов М.В. Собственность. М. 1962. С. 3). Эта претензия к научной теории собственности справедлива и теперь. Поскольку с тех пор более глубоких специальных научных исследований истории собственности не было, так как советские теоретики обходились ссылками на цитаты основоположников марксизма, а постсоветские – на вульгарные представления, позаимствованные у авторов рыночных концепций. Это привело к догматизации, а в последние двадцать лет и к деградации научных знаний о собственности и вульгаризации общественного сознания, порождающей растущие социальные противоречия и принципиальные ошибки в экономической политике.

Какие же научные положения основоположников марксизма являются фундаментальными?

Прежде всего то, что сущностью собственности, её первоосновой, или субстанцией, является труд. Где нет труда, нет и собственности, а где есть труд, собственности не может не быть. Поэтому результаты труда не могут быть ничьими, и «ни о каком производстве, а стало быть, и ни о каком обществе не может быть и речи там, где не существует никакой формы собственности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. 1, с. 24).

В домарксистский период в обществе не существовало правильного представления о том, откуда берутся различные формы собственности, как они возникают. На протяжении многих веков философы объясняли эти факты «естественным правом», результатом человеческой воли, а также «общественным договором». К субъективному, правовому объяснению собственности склонялись даже такие философы, как Гоббс, Локк и Гегель, не говоря уже о менее знаменитых мыслителях.

Только К. Маркс на основании множества фактов истории пришёл к выводу, что вещь становится действительной собственностью «независимо от права», а идея, «сводящая право к чистой воле», является «юридической иллюзией» (там же, т. 3, с. 64). Но, кроме Энгельса, мало кто из его современников понял и принял эту истину, за что одного из них, некоего Карла Гейнцена, Энгельс назвал «одним из невежественнейших людей этого столетия» (там же, т. 4, с. 273).

Предметом критики Гейнцена основоположниками марксизма стало его утверждение, что «власть господствует и над собственностью» (там же, т. 4, с. 297). Было это ещё в 1847 году. Поэтому Маркс и Энгельс, наверное, были бы удивлены, узнав, что и в 2008 году главный экономический журнал, слывший недавно марксистским, стал просвещать читателей рассказами о существовании института «власть – собственность», «при котором доступ к ресурсам зависит от принадлежности субъекта к государственной иерархии», и о возможности его «перерождения в частнособственническую рыночную систему» («Вопросы экономики» № 5/2008, с. 119).

По утверждению Ф. Энгельса, напротив, «несомненно, что государственная воля определяется в общем и целом в последнем счёте развитием производительных сил и отношений обмена», а поскольку «государство и государственное право определяются экономическими отношениями, то само собой понятно, что теми же отношениями определяется и гражданское право, роль которого, в сущности, сводится к тому, что оно санкционирует существующие, при данных обстоятельствах нормальные, экономические отношения между отдельными лицами» (Соч., т. 21, с. 310-311).

Теория собственности советского периода

В период расцвета советской экономической науки, пришедшегося на 60–70-е годы прошлого столетия, эти идеи основоположников марксизма, казалось, прочно закрепились в общественном сознании, что проявилось в ряде научных публикаций, среди которых заметную роль сыграла работа выдающегося советского экономиста, крупнейшего специалиста по марксистской теории собственности Н.Д. Колесова «Общественная собственность на средства производства – основное производственное отношение социализма» (Л.: Изд-во Ленинград. ун-та, 1967). В ней он утверждал, что «любое общество, основанное на частной собственности, раздирается непримиримым противоречием между классами, являющимися собственниками средств производства, и классами, лишёнными этих средств» (там же, c. 3). При этом он понимал, что «для анализа собственности как экономической категории большое значение имеет правильное разграничение между такими понятиями, как собственность, владение, распоряжение и пользование» (c. 14), а в системе этих понятий главную роль играет форма собственности, которая «определяет, в чьих интересах используются средства производства» (c. 15). «Владение» в ней играет самостоятельную, но зависимую и подчинённую роль, поскольку является только «частичным», «не до конца выраженным присвоением», «ограниченным существованием собственника» (c. 15-16).

Главным достижением «марксистско-ленинской» советской политической экономии Колесов считал то, что она «разграничивала понятия собственности и права собственности». У него не было сомнений, что «форма собственности складывается в зависимости от характера производства, состояния производительных сил. Право же собственности является отражением в сознании людей этой объективной реальности», из чего следовало, что «если форма собственности возникает и существует независимо от воли и сознания людей, то право собственности зависит от её формы и от воли и сознания людей».

Н.Д. Колесов подвергал критике буржуазных учёных за то, что они «не видят различий между экономическими и правовыми отношениями собственности, и правовые отношения выдают за отношения собственности» (c. 20). Напоминая, что «эти взгляды были подвергнуты критике ещё К. Марксом», он объяснял их общественный вред тем, что «право часто затушёвывает действительные отношения, поскольку оно не всегда находится в соответствии с экономическими отношениями» (c. 21), и тем самым является причиной ошибочной политики установления прав собственности безотносительно к существующим способам производства.

По существу, так же, но более компактно научное содержание марксистской теории собственности советского периода выражено в «Философской энциклопедии» следующим образом: «Главный критерий собственности – фактически реализуемое в хозяйственной практике, в первую очередь при трудовой деятельности, господство над объектом, которое выражается в свободе распоряжаться им. По степени такого господства различают основные её виды – полную собственность, владение и пользование. Каждая из них выражает определённую меру обладания объектом. Полная собственность означает безраздельную принадлежность вещи субъекту. Владение есть частичное обладание, осуществляемое под эгидой и контролем верховного собственника. Пользование же ограничивается возможностью временного распоряжения объектом. Вместе с тем полная собственность включает в себя в качестве своих функций пользование и владение» (Философская энциклопедия в 5 т. М., 1970, т. 5, с. 40).

Советский период развития экономической науки характеризовался ещё и тем, что получило название «догматического марксизма», выразившегося в двух основных догмах. Согласно одной из них, социализм, в отличие от других формаций, которые зарождаются внутри предшествующих формаций, возникает сразу, посредством социальной революции, и существует как единственный и единый социалистический способ производства в общественном масштабе. Согласно другой, «при государственной власти пролетариата и пролетарской национализации производства» так же быстро исчезают все экономические отношения предшествовавшего общества. Такое мнение, в частности, высказывал лидер левых коммунистов Н.И. Бухарин, которого некоторые его соратники называли «теоретическим Геркулесом». Прибавочная стоимость, товар, цена, эксплуатация, наёмный труд становятся «диаметрально противоположными» дореволюционному, капиталистическому содержанию, как только «система пролетарской диктатуры… превращает коллективно-капиталистическую собственность и частнокапиталистическую форму её в “собственность” коллективно-пролетарскую» (Бухарин Н.И. Проблемы теории и практики социализма. М. 1989, с. 106, 138).

Искажению научного понимания экономической природы собственности, помимо слабого знания революционными марксистами учения основоположников марксизма, способствовали быстрые успехи социалистической революции в деле огосударствления экономики и ликвидации частной собственности, которые не дали возможности революционерам заметить различие между правом собственности и экономическим отношением с тем же названием. Многие из них не понимали, что одно дело – декларировать ту или иную форму собственности, для чего достаточно захватить власть и получить возможность издавать законы, другое – создать соответствующие экономические отношения собственности, что требует умения и длительной работы по техническому обеспечению и организации процесса производства.

Хотя представление Бухарина не соответствовало ни марксистской теории, ни исторической практике, а его имя как «врага народа» было надолго вычеркнуто из истории, оно продолжало существовать в качестве официальной экономической доктрины Коммунистической партии и руководимого ею государства вплоть до кризиса социалистической системы.

Упорнее и потому дольше всего сохранялись в науке советского периода догмы об отсутствии в СССР и даже невозможности существования в нём частной собственности на рабочую силу. Некоторым оправданием теоретиков было жёсткое давление, которое оказывали на них властные органы. Достаточно вспомнить, какой обструкции подверглась статья В. Корниенко и Ю. Пахомова, в которой впервые в советской литературе был поднят вопрос «о признании категории стоимости рабочей силы, а следовательно, и товара “рабочая сила” в условиях социализма» («Экономика Советской Украины» № 9/1966, с. 28). «Чиновники от науки» В. Комаров и Е. Русанов вместо научной критики обвинили авторов в нелояльности к советской власти, заявив, что «В. Корниенко и Ю. Пахомов, очевидно, не согласны с тем, что социалистическое государство есть государство рабочих и крестьян, ибо в противном случае нельзя было бы представить, что трудящиеся продают свою рабочую силу сами себе в лице своего государства» («Вопросы экономики» № 3/1967, с. 134). Редакция «Вопросов экономики», с готовностью подтвердила, что «разделяет точку зрения авторов этого письма».

Испытывая неподдельный страх перед всеведущими идеологами коммунистической партии, некоторые экономисты посчитали полезным для себя вообще откреститься от понятия «рабочая сила», заявив, что «в социалистическом обществе нет и не может быть такого экономического понятия, как рабочая сила».

На эту очевидную глупость ещё можно было отреагировать, что и сделал Н.Д. Колесов, возразив: «Разумеется, отношения, которые существуют по поводу рабочей силы при капитализме, при социализме отсутствуют. Однако отсюда не следует, что отношения по поводу рабочей силы в социалистическом обществе вообще исчезают, что их здесь вообще нет. Эти отношения существуют во всех общественно-экономических формациях, хотя в каждой из них они специфичны» («Вопросы экономики» № 7/1973, с. 85). Но это был максимум того, что в 70-х годах прошлого столетия позволено было писать в научных журналах о рабочей силе при социализме.

Ошибочное представление о том, что в СССР существовал единственный, социалистический способ производства, приводило к ещё более ошибочному, оспаривающему ленинскую теорию многоукладности советской экономики выводу, что в нём есть только одна, социалистическая форма собственности. Происхождение форм собственности, которые не укладывались в эту схему, приходилось домысливать. Благо, казалось, их было не слишком много и можно было, хотя и с натяжкой, считать их зависимыми от господствующей социалистической формы собственности. Личная собственность на имущество домашнего и личного подсобного хозяйств была объявлена экономистами «производной» от собственности на средства производства, определяемой не способами производства, а различными, в том числе «гигиеническими», правилами. Колхозно-кооперативная собственность рассматривалась как социалистическая форма перехода к крупному хозяйству. Собственность на рабочую силу при социализме, а вместе с ней и рабочая сила, как таковая, стали считаться вообще отсутствующими и были исключены из научного оборота.

Таким образом, хотя советская экономическая наука во второй половине 60-х – первой половине 70-х гг. прошлого века и достигла высшего уровня, она не преуспела в развитии марксистских идей, которые позволили бы спасти страну от развала. Потенциально у неё на это был некоторый шанс. Он состоял в развитии концепции личной собственности на рабочую силу как основного фактора товарных отношений при социализме, которую выразил В.П. Корниенко. Однако его концепция не получила поддержки коллег, а массовое издание его монографии «Личная собственность как социалистическое производственное отношение» (Киев, 1974, 216 с.) было запрещено. Только в 1990 г. была опубликована статья, в которой он смог высказать свой главный научный вывод о том, что, помимо кооперативно-колхозной формы собственности, «единственным товарообразующим фактором в условиях социализма является, в конечном счёте, личная собственность» (Корниенко В.П. Товарные отношения и форма рабочей силы при социализме. «Экономические науки», 1990, № 3, с. 16).

Но было уже поздно. Да и тогда ещё большинство экономистов не поняли сути революционного открытия, сделанного В.П. Корниенко. Между тем в нём содержалась возможность поставить экономику СССР на рельсы эффективной рыночной системы, по которым сейчас движется Китай. Суть идеи заключается в признании рабочей силы частной собственностью граждан, из чего следует политика легитимации мелкой частной собственности и малого бизнеса во всех отраслях при сохранении природных ресурсов и основных средств производства крупных корпораций в собственности государства.

Такая политика могла позволить России создать рыночную экономику, адекватную уровню развития производительных сил, достигнутых в СССР, без огульного разгосударствления основных средств производства и вытекающего из него разгула «дикого капитализма». Однако этого не случилось, за что значительная часть вины ложится на сословие учёных-экономистов.

Отрицание отношений собственности на рабочую силу в социалистическом обществе, не позволившее обществу понять возможность и необходимость мелкой частной собственности, было существенным фактором деградации экономической науки, способствующей системному кризису социализма и развалу СССР.

Сегодня теоретики, похоже, забыли и думать о том, что современное общество, как и всякое другое, не однородно, а имеет сложную структуру из нескольких укладов, или способов производства (хозяйствования). О ленинских «пяти укладах» больше не вспоминают, в связи с чем в массовом сознании сохраняется ложное представление, что современное общество не многоукладное, а однородное. При этом усложнился вопрос его сущности и окончательно запутался ответ на него – оно однородно капиталистическое или какое-то другое? Для реформаторов эта путаница грозит потерей власти. Чтобы её избежать, претендентам на власть необходимо чётко представлять, что такое собственность, и хорошо понимать, что она не может быть такой, какой её объявляют властные органы, ибо она есть экономическое отношение, то есть такое, которое не только не зависит от воли и желания отдельных людей и даже отдельных социальных групп и классов, но и определяет их содержание.

Теория собственности постсоветского периода

Если теорию собственности советского периода были основания называть догматической, то современная теория, которая обывателями считается теорией перехода от административной к рыночной экономике, оказалась на самом деле деградацией марксистской теории. Переход переходу рознь. КПСС 50 лет назад, когда была у власти, тоже объявляла переход от социализма к коммунизму, который, вопреки объявлению, закончился торжеством частной собственности и рыночных отношений. Причина этому, как показано выше, – существование в действительности в СССР экономических отношений частной собственности на рабочую силу и продукты мелкого предпринимательства, требовавшие от советского государства их правовой легализации.

Результат перехода общественных отношений от одной экономической системы к другой зависит от понимания обществом особенностей переходного периода и того, что на всём его протяжении имеют место отношения начального и конечного состояний. Поэтому В.И. Ленин, поняв с первых дней революции, что страна находится в состоянии перехода от капитализма к социализму, прежде всего задал вопрос: что же значит слово «переход»? И ответил на него с присущей ему гениальной простотой и ясностью: «Не означает ли оно, в применении к экономике, что в данном строе есть элементы, частички, кусочки и капитализма, и социализма?» (ПСС, т. 36, с. 295). Понимая, что «в этом весь гвоздь вопроса», Ленин подробно и неоднократно раскрыл эти пять элементов в ряде работ, в частности в статье «О «левом» ребячестве и о мелкобуржуазности» (там же, с. 296).

Исходя из этого ленинского определения переходного периода, современные теоретики, анализируя развитие многоукладной экономики в прошедшие после основоположников марксизма сто с лишним лет, должны были обнаружить, что развитие мирового сообщества продолжает движение от господства частной собственности в той или иной форме к господству общественной собственности.

К сожалению, современные реформаторы такого анализа не сделали, обрекая экономическую политику на неустойчивость, ошибки и неэффективность. Они не видят многоукладности современного общества, поэтому не понимают разницы между мелким и крупным бизнесом, между рынком совершенной конкуренции и монопольным рынком, а также современными его разновидностями, не понимают в конечном счёте того, что «и к государственному крупному капитализму, и к социализму ведёт одна и та же дорога, ведёт путь через одну и ту же промежуточную станцию, называемую «общенародный учёт и контроль за производством и распределением продуктов» (там же, с. 301).

Что касается отношений, названных современными рыночными реформаторами акционерной собственностью, то это в научном смысле слова никакая не собственность, а только владение на праве частной собственности, которое при смене власти точно так же может быть переименовано в право общественной собственности, чем она в настоящее время экономически, то есть в действительности, и является. Поэтому, отвечая на вопрос: является ли акционерная собственность разновидностью частной собственности? – следует ответить твёрдо: нет, не является, она является общественной собственностью, переданной группам акционеров в их частное владение.

Полная собственность, напомним, означает безраздельную принадлежность объекта собственности субъекту. Владение же есть «частичное присвоение», по выражению Н.Д. Колесова, то есть обладание, осуществляемое под эгидой и контролем полного собственника.

Двойственный – экономический и правовой – характер собственности и легализация её государством заставляют обывателей (в том числе под угрозой применения органами власти правовых санкций) верить в то, что объявленное государственной властью право собственности есть на самом деле экономическое отношение собственности. Однако сведение понятия экономического отношения собственности к праву является ошибочным, отвлекающим общественное сознание от того факта, что право собственника использовать объект собственности в своих интересах сопряжено с обязанностью сохранять объект и его совершенствовать на протяжении всего времени использования. Эта обязанность собственника является не правовой, а объективно необходимой естественной нормой, настолько само собой разумеющейся, что логично мыслящим людям доказывать её многословно даже не приходит в голову. Только этим можно объяснить тот факт, что неотъемлемая главная обязанность и общественный долг собственника – беречь и развивать объект собственности, а также охранять его от внешних посягательств, не доказывались тщательно основоположниками марксизма и не рассматривается широко в научной литературе.

В настоящее время всё чаще имеют место случаи, когда лица, называемые собственниками, не проявляют желания к сбережению и накоплению объектов своей собственности с целью их модернизации и инновации. Это вызывает в обществе сомнения в их легитимности, ибо подлинным и полным собственником может быть признан обществом только тот субъект, который больше других заинтересован и поэтому заботится о накоплении общественного богатства, сохранности, развитии и умножении объектов собственности, необходимых для своей жизнедеятельности. Поэтому называть собственниками людей, не заинтересованных в инновациях и техническом прогрессе, а значит, в инвестициях и прогрессивном развитии общества, по меньшей мере, нелепо. Такое словоупотребление в устах простых обывателей говорит об их экономическом невежестве, а в научных статьях и решениях политиков – о деградации социально-экономических наук в России.

Собственником объекта, как все знают из истории, является человек или группа людей, своим производственным или военным совместным трудом присваивающие объект собственности. Поскольку главным и наиболее важным объектом присвоения в течение всей истории была земля с находящимися на ней природными ресурсами, она и была общей собственностью тех групп, которые участвовали в её присвоении. Отдельные участники этого процесса, получавшие для хозяйственного использования отдельные участки земли, были только их владельцами – землевладельцами. Точно так же материальные ресурсы, исторически присвоенные государствами, могут передаваться частным лицам и их группам только во владение, то есть в собственность, ограниченную интересами государства. Поэтому мнение, что современные акционерные общества, как в России, так и в других странах, являются групповой частной собственностью акционеров, оказывается принципиальной теоретической, а значит, фундаментальной практической ошибкой.

Другая, ещё более грубая фундаментальная теоретическая и практическая ошибка заключается в признании топ-менеджеров акционерных обществ их частными собственниками, которые будто бы поэтому имеют право на получение прибавочной стоимости в форме дивидендов. Нет, в таком качестве они могут иметь право только на вознаграждение своего труда. Что касается акционеров, то они, не инвестируя полученных дивидендов в собственное акционерное общество в разумных, установленных государством и контролируемых обществом объёмах, лишают его возможности экономического развития, а потому не должны иметь права инвестировать их в иные, особенно иностранные акционерные общества.

Если исходить из современных статистических данных, что прирост общественного производства в год на 5 процентов в среднем требует минимум 20 процентов финансовых инвестиций, государство должно установить акционерам норму инвестирования в собственную корпорацию не менее 20 процентов. Конечно, эта норма должна быть рассчитана по всем правилам современной науки, и направления, а также долгосрочные программы инвестирования должны стать обязательным законом, обеспеченным необходимыми финансами. Такое требование обусловлено тем, что закон расширенного производства присущ не только капиталистическому способу производства, но и идущему ему на смену социалистическому.

Капиталистическое расширенное производство, как известно, исторически обеспечивалось законом конкуренции, который в условиях подлинного капитализма угрожал неконкурентоспособным капиталистам банкротством без надежд на государственную поддержку. Поэтому, как резонно отметил Дж.М. Кейнс, «решения инвестировать капитал в частные предприятия старого типа означали… что нельзя было беспрепятственно взять обратно вложенные деньги – не только с точки зрения общества в целом, но также и для отдельного лица. С отделением управленческих функций от собственности на капитал, что стало обычным для сегодняшнего дня, с развитием организованного рынка инвестиций в дело вступает новый важный фактор, который иногда способствует инвестициям, но иногда чрезвычайно увеличивает неустойчивость системы» (Кейнс Дж.М. Общая теория занятости, процента и денег. М. 1999, с. 143).

В первой четверти ХХ века государствами развитых стран был осуществлён ряд других правовых изменений, поощряющих спекулятивный характер поведения инвесторов, суть которых заключается в создании рынков инвестиций, организованных на принципах частной собственности, вопреки развитию общественного способа производства. Кейнс совершенно справедливо указал на то, что «ни один из принципов ортодоксальной финансовой науки, несомненно, не является более антисоциальным, чем фетиш ликвидности», не учитывающий, «что для общества в целом не существует такой вещи, как ликвидность вложенного капитала» (там же, с. 148).

Таким образом, можно сделать вывод, что к началу ХХ века развитие экономических факторов предсказанного Марксом перехода от частной к общественной собственности завершилось. Такое заключение вытекает также из процитированного В.И. Лениным в 1916 году наблюдения немецкого экономиста Шульце-Геверница, который отмечал, что господством крупных банков над биржей «суживается область действия автоматически функционирующих экономических законов и чрезвычайно расширяется область сознательного регулирования через банки» (Ленин В.И. ПСС, т. 27, с. 334-335). Это и означает уменьшение определяющей роли экономических факторов формирования отношений собственности и повышение значения факторов осознанных, то есть правовых.

Но эффективное решение проблем инвестирования производства в общественном масштабе на основе частной собственности является делом невозможным по причине их неопределённости, рискованности и стимулирования ею спекулятивного поведения инвесторов. Следовательно, они должны решаться на основе общественной собственности. Понятно, что обеспечить теоретические основы соответствующего изменения акционерного законодательства придётся экономической науке.

Современная приватизационная теория практически свелась в ХХ веке, как правильно отмечают наблюдательные люди, к политике «национализации убытков и приватизации прибыли» наёмными управляющими, которых апологеты рыночной теории для более успешного обмана и эксплуатации простых граждан общества называют капиталистами и предпринимателями. Такая ситуация очень напоминает политику советской бюрократии, высшие партийные управляющие которой принимали верховные решения, но не несли ответственности за причиняемые предприятиям убытки. Поэтому они и пришли в конечном счёте к банкротству бюрократической собственности советского образца.

Нельзя сомневаться, что такой же и ещё более жестокий конец ждёт нынешнюю политику огульного насаждения отношений рынка и частной собственности. Уберечь от него может только политика приведения прав собственности в соответствие со способами производства, основные принципы которой были изложены, в частности, в статьях «Экономической и философской газеты» № 2, 3 и 36 за 2012 год. В них в соответствии с марксистско-ленинской теорией собственности и многоукладной экономики объяснялось, что основанием для существования эффективных правовых форм частной собственности в настоящее время служат только два способа производства: 1) частное семейное производство рабочей силы индивидов; 2) мелкий частный и партнёрский бизнес. Три других: государственный, корпоративный (акционерный) и смешанный, государственно-корпоративный способы – требуют общественной правовой формы собственности с правом индивидуального или коллективно-частного (акционерного) владения.

Владислав Иванович ЛОСКУТОВ,
доктор экономических наук,
профессор Академии экономики и управления
Мурманск

Источник