ЛЕКЦИЯ 14

Дьяченко В. И.

Маркс считал государство обособленным от общества организмом в силу разделения труда. Ещё в работе «Критика гегелевской философии права», написанной им в 1843 г. он утверждал: «Бюрократия имеет в своём обладании государство … Авторитет есть принцип её знания. Её иерархия есть иерархия знаний… как руководить людьми». А в «Критике Готской программы» он разъяснял, что «под „государством” на деле понимают правительственную машину или государство, поскольку оно в силу разделения труда образует свой собственный, обособленный от общества организм». Поэтому, говоря об эксплуататорской сущности государства, марксизм имеет в виду государство не как территориальную единицу со своим населением, а, прежде всего, государство, как правительственную машину, как учреждение публичной власти.

Энгельс в «Анти-Дюринге» заметил, что разделение труда «не мешало господствующему классу, захватившему власть, упрочивать своё положение за счёт трудящихся классов и превращать руководство обществом в эксплуатацию масс» (Энгельс Ф. Анти–Дюринг. М. Политиздат. 1977. С. 286).

Согласно марксистской теории, любое государство есть сила, происшедшая из общества в результате непрекращающейся борьбы ненавидящих друг друга классов, ставящая себя над обществом, всё более и более отчуждающая себя от него и его эксплуатирующее. Указанные положения коммунистической теории и их обоснование содержатся в совместных произведениях Маркса и Энгельса «Немецкая идеология» и «Манифест коммунистической партии», в упомянутой работе Маркса «Критика гегелевской философии права», в труде Маркса «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», в его работе «Гражданская война во Франции. Воззвание Генерального совета Международного Товарищества Рабочих», в письме к Кугельману 1871 г., в письме Бракке 1875 г. известном под названием «Критика Готской программы», и в ряде других писем. Этой проблеме посвящены такие работы Энгельса, как: письмо Теодору Куно 24 января 1872 г., книга «Анти-Дюринг» 1878 г., книга «Происхождение семьи, частной собственности и государства» 1884 г., письмо Бебелю 1886 г. и ряд других писем. Проблема рассмотрена также в известном труде Ленина, написанном им в сентябре 1917 г. под названием «Государство и революция» и в ряде других его работ, посвящённых советскому государству и советской власти.

Наиболее подробно и системно рассматриваемая проблема раскрыта Энгельсом в его работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства».

Согласно марксистским исследованиям, подтверждённым исследованиями американского историка и этнографа Моргана, государство произошло не от бога, а является продуктом исторического развития материальных производственных отношений. Вот как это выразил Энгельс: «Итак, государство никоим образом не представляет собой силы, извне навязанной обществу. Государство не есть также „действительность нравственной идеи”, „образ и действительность разума”, как утверждает Гегель. Государство есть продукт общества на известной ступени развития; государство есть признание, что это общество запуталось в неразрешимое противоречие с самим собой, раскололось на непримиримые противоположности, избавиться от которых оно бессильно. А чтобы эти противоположности, классы с противоречивыми экономическими интересами, не пожрали друг друга и общество в бесплодной борьбе, для этого стала необходимой сила, стоящая, по-видимому, над обществом… И эта сила, происшедшая из общества, но ставящая себя над ним, всё более и более отчуждающая себя от него, есть государство…».

Исторические исследования выявили тот факт, что государство возникло в результате разложения родового строя. Род представлял собой самоуправляющуюся коммунистическую, домашнюю полигамную общину с женщиной во главе (матриархат). «И что за чудесная организация, – восхищается Энгельс, – этот родовой строй во всей его наивности и простоте! Без солдат, жандармов и полицейских, без дворян, королей, наместников, префектов или судей, без тюрем, без судебных процессов – всё идёт своим установленным порядком. Всякие споры и распри разрешаются сообща теми, кого они касаются, – родом или племенем, или отдельными родами между собой; лишь как самое крайнее, редко применяемое средство грозит кровная месть… домашнее хозяйство ведётся рядом семейств сообща и на коммунистических началах, земля является собственностью всего племени, только мелкие огороды предоставлены во временное пользование отдельным хозяйствам… Все вопросы решают сами заинтересованные лица, и в большинстве случаев вековой обычай уже всё урегулировал. Бедных и нуждающихся не может быть – коммунистическое хозяйство и род знают свои обязанности по отношению к престарелым, больным и изувеченным на войне. Все равны и свободны, в том числе и женщины. Рабов ещё не существует, нет, как правило, ещё и порабощения чужих племён».

Что же представляла собой родоплеменная система самоуправления? Например, у американских индейцев род выбирал старейшину для мирного времени и вождя (военного предводителя). Род по своему усмотрению смещал старейшину и военного вождя. Род имел совет – демократическое собрание всех взрослых членов рода, мужчин и женщин, обладающих равным правом голоса. Он был верховной властью в роде. Постоянной армии не было. Защита и нападение осуществлялись самим вооружённым народом. Несколько родов образовывали фратрию, а несколько фратрий объединялись в племя. Племена могли вступать в союз. Органом союза был союзный совет старейшин, равных по положению и авторитету, этот совет выносил окончательные решения по всем делам союза. Голосование производилось по племенам, так что каждое племя и в каждом племени все члены совета должны были голосовать единодушно, чтобы решение считалось действительным. Заседания происходили в присутствии собравшегося народа, каждый мог взять слово, решение же выносил только совет. В союзе не было никакого единоличного главы, никакого лица, возглавлявшего исполнительную власть. Зато союз имел двух высших военных вождей.

У греческих племён и мелких народностей постоянным органом власти также был совет и народное собрание. Собранию принадлежала верховная власть в последней инстанции. Избирался военачальник. Таковы были основные черты родоплеменного управления, которое ещё не знало разделения населения по территориям. Не знало оно и публичной власти чиновничьей бюрократии, опирающейся на аппарат насилия: постоянную армию, полицию и суды. Не знало оно и идеологической поддержки власти духовенством.

Но на известной ступени развития в силу известных объективных причин родовая система оказалась более неспособной управлять обществом без отделённой от общества власти, как организованного насилия, идеологически поддерживаемого церковью. На смену родовому строю пришло государство.

В рассматриваемом произведении Энгельс перечисляет отличительные признаки государства. «По сравнению со старой родовой организацией, указывает он, – государство отличается, во-первых, разделением подданных государства по территориальным делениям…

Вторая отличительная черта – учреждение публичной власти, которая уже не совпадает непосредственно с населением, организующим самое себя как вооружённая сила. Эта особая публичная власть необходима потому, что самодействующая вооружённая организация населения сделалась невозможной со времени раскола общества на классы…».

По Марксу, для осуществления своих функций государственная (т. е. публичная) власть располагает правительственной бюрократией, постоянной армией и полицией, в том числе и политической, судейским сословием и духовенством, построенными по принципу систематического и иерархического разделения труда. Итак, признаками государственной власти являются: правительственной бюрократия, постоянная армия и полиция, судейское сословие и духовенство, как идеологическая поддержка власти.

Как же исторически складывался первый, территориальный признак государства? «Возрастающая плотность населения, – пишет Энгельс, – вынуждает к более тесному сплочению как внутри, так и по отношению к внешнему миру. Союз родственных племён становится повсюду необходимостью, а вскоре делается необходимым даже и слияние их и тем самым слияние отдельных племенных территорий в одну общую территорию всего народа». Происходит это потому, что племена стали вести постоянные войны с целью грабежа других неродственных племён. Кроме того родовой строй «оказался бессильным перед лицом новых элементов, развившихся без его участия». Если ранее члены одного рода или хотя бы племени жили совместно на одной и той же территории, заселённой исключительно ими, то это давно уже прекратилось. «Повсюду были перемешаны роды и племена, повсюду среди свободных граждан жили рабы, лица, находившиеся под покровительством, чужестранцы. Достигнутая лишь к концу средней ступени варварства оседлость населения то и дело нарушалась изменениями в его составе и частой переменой местожительства, обусловленными торговой деятельностью, сменой рода занятий, отчуждением земельной собственности. Члены родовых объединений не могли уже собираться для рассмотрения своих собственных общих дел; кое-как улаживались ещё только незначительные дела, такие как проведение религиозных празднеств. Наряду с потребностями и интересами, обеспечивать которые были призваны приспособленные для этого родовые объединения, в результате переворота в условиях производства и вызванных им изменений в общественной структуре возникли новые потребности и интересы, не только чуждые древнему родовому строю, но и во всех отношениях противоположные ему. Интересы ремесленных групп, возникших благодаря разделению труда, особые потребности города в противоположность деревне требовали новых органов, но каждая из этих групп состояла из людей самых различных родов, фратрий и племён, включала даже чужестранцев; эти органы должны были поэтому возникать вне родового строя, рядом с ним, а вместе с тем и в противовес ему. – И в каждом родовом объединении сказывалось, в свою очередь, это столкновение интересов, достигавшее своей наибольшей остроты там, где богатые и бедные, ростовщики и должники были соединены в одном и том же роде и в одном и том же племени…». И родовой строй был заменён государством.

На прошлых лекциях мы уже рассматривали, как в результате длительного исполнения управленческих функций – в результате разделения управленческого и исполнительского труда – формировался господствующий класс управленцев; как власть верховного военачальника, равно как и подчинённых ему военачальников, переходила в наследственную власть, которую сначала терпели, затем требовали и, наконец, узурпировали; как закладывались основы наследственной королевской власти и наследственной знати.

Энгельс показал, как зарождалась публичная (государственная) власть у греков, римлян и германцев, особенно на примере афинян. «Возникновение государства у афинян, – отмечает он, – является в высшей степени типичным примером образования государства вообще, потому что оно, с одной стороны, происходит в чистом виде, без всякого насильственного вмешательства, внешнего или внутреннего… с другой стороны, потому, что в данном случае весьма высокоразвитая форма государства, демократическая республика, возникает непосредственно из родового общества и, наконец, потому, что нам достаточно известны все существенные подробности образования этого государства».

Он отмечал, что Афины на момент образования общей государственной территории располагали лишь народным войском и флотом, которые выставлял непосредственно народ. Войско и флот были защитой от внешних врагов. Они держали в повиновении рабов, которые уже тогда составляли значительное большинство населения.

Затем постепенно стала зарождаться отделённая от народа государственная власть. «По отношению к гражданам, – пишет Энгельс, – публичная власть первоначально существовала только в качестве полиции». Одновременно со своим государством афиняне учредили настоящую жандармерию из пеших и конных лучников – ландъегерей, как их называли. Так публичная (государственная) власть отделялась от народа. Она стала представлять собой организованное насилие одной части общества для подавления другой. Она стала необходимой в основном для подавления рабов и поддержания интересов господствующего класса рабовладельцев.

«Политическая власть в собственном смысле слова, – говорится в Манифесте коммунистической партии, – это организованное насилие одного класса для подавления другого» (Маркс К. и Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии. С. 47). «Для содержания этой публичной власти, – пишет Энгельс, – необходимы взносы граждан – налоги. Последние были совершенно не известны родовому обществу. Но мы теперь их знаем достаточно хорошо. С развитием цивилизации даже и налогов недостаточно; государство выдаёт векселя на будущее, делает займы, государственные долги» (Происхождение семьи частной собственности и государства).

Публичная власть усиливалась по мере того, как обострялись классовые противоречия внутри государства. Раскрывая сущность чиновников-управленцев, представляющих публичную (государственную) власть, Энгельс показал то, как их развращала власть, что обладая публичной властью и правом взыскания налогов, чиновники становились как органы общества, над обществом. Они приобретали особую святость и неприкосновенность за счёт исключительных законов.

Классики обоснованно считали, что любая власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно, что бюрократия превращает правительственные должности в свою частную собственность (Маркс К. К критике Гегелевской философии права. Маркс К. и Энгельс Ф. Собр.Соч. Т 1. С. 273).

Затем в рассматриваемом произведении Энгельс раскрывает классовую сущность государства. Он резюмирует: «Так как государство возникло из потребности держать в узде противоположность классов; так как оно в то же время возникло в самих столкновениях этих классов, то оно по общему правилу является государством самого могущественного, экономически господствующего класса, который при помощи государства становится также политически господствующим классом и приобретает таким образом новые средства для подавления и эксплуатации угнетённого класса. Так, античное государство было, прежде всего, государством рабовладельцев для подавления рабов, феодальное государство – органом дворянства для подавления крепостных и зависимых крестьян, а современное представительное государство есть орудие эксплуатации наёмного труда капиталом…». Под представительным государством Энгельс имеет в виду буржуазное государство.

Ещё в «Немецкой идеологии» Маркс и Энгельс отмечали, что «современной частной собственности соответствует современное государство, которое, посредством налогов, постепенно бралось на откуп частными собственниками и, благодаря государственным долгам, оказалось полностью в их власти; самое существование этого государства, регулируемое повышением и понижением курса государственных ценных бумаг на бирже, целиком зависит от коммерческого кредита, оказываемого ему частными собственниками, буржуа. Так как буржуазия уже не является больше сословием, а представляет собой класс, то она вынуждена организоваться не в местном, а в национальном масштабе и должна придать своим обычным интересам всеобщую форму. Благодаря высвобождению частной собственности из общности [Gemeinwesen], государство приобрело самостоятельное существование наряду с гражданским обществом и вне его; но на деле государство есть не что иное, как форма организации, которую неизбежно должны принять буржуа, чтобы – как вовне, так и внутри страны – взаимно гарантировать свою собственность и свои интересы… Новейшие французские, английские и американские писатели единодушно высказываются в том смысле, что государство существует только ради частной собственности, так что эта мысль уже проникла и в обыденное сознание».

Таким образом, буржуазное государство существует ради буржуазной частной собственности. Истинность этого положения доказана общественно-исторической практикой. Время его не изменило и до наших дней.

«Кроме того, – пишет Энгельс в „Происхождении семьи, частной собственности и государства”, – в большинстве известных в истории государств предоставляемые гражданам права соразмеряются с их имущественным положением, и этим прямо заявляется, что государство – это организация имущего класса для защиты его от неимущего. Так было уже в Афинах и Риме с их делением на имущественные категории. Так было и в средневековом феодальном государстве, где степень политического влияния определялась размерами землевладения. Это находит выражение и в избирательном цензе современных представительных государств. Однако это политическое признание различий в имущественном положении отнюдь не существенно. Напротив, оно характеризует низшую ступень государственного развития».

Далее Энгельс даёт характеристику власти в форме буржуазной демократической республики. Эта характеристика также остаётся актуальной. «Высшая форма государства, – пишет он, – демократическая республика, становящаяся в наших современных общественных условиях всё более и более неизбежной необходимостью и представляющая собой форму государства, в которой только и может быть доведена до конца последняя решительная борьба между пролетариатом и буржуазией, эта демократическая республика официально ничего не знает о различиях по богатству. При ней богатство пользуется своей властью косвенно, но зато тем вернее: с одной стороны, в форме прямого подкупа чиновников – классическим образцом является Америка, с другой стороны, в форме союза между правительством и биржей, который осуществляется тем легче, чем больше возрастают государственные долги и чем больше акционерные общества сосредоточивают в своих руках не только транспорт, но и самое производство и делают своим средоточием ту же биржу…

Наконец, имущий класс господствует непосредственно при помощи всеобщего избирательного права. До тех пор пока угнетённый класс – в данном случае, следовательно, пролетариат – ещё не созрел для освобождения самого себя, он будет в большинстве своём признавать существующий общественный порядок единственно возможным и политически будет идти в хвосте классов капиталистов, составлять его крайнее левое крыло. Но по мере того как он созревает для своего самоосвобождения, он конституируется в собственную партию, избирает своих собственных представителей, а не представителей капиталистов. Всеобщее избирательное право – показатель зрелости рабочего класса. Дать больше оно не может и никогда не даст в теперешнем государстве; но и этого достаточно. В тот день, когда термометр всеобщего избирательного права будет показывать точку кипения у рабочих, они, как и капиталисты, будут знать, что делать…».

В данном случае Энгельс имеет в виду насильственное взятие рабочими власти для коммунистических преобразований, которые только и могут избавить рабочих от эксплуатации. Пролетариат сделать этого без своего государственного аппарата не сможет. Поэтому пролетариат в ходе революции вначале должен сломать буржуазную государственную машину, а затем создать новую, совершенно иную. Но какую?

В «Гражданской войне во Франции» Маркс отмечал: «Централизованная государственная власть с её вездесущими органами: постоянной армией, полицией, бюрократией, духовенством и судейским сословием, – органами, построенными по принципу систематического и иерархического разделения труда, – существует со времён абсолютной монархии, когда она служила сильным оружием нарождавшемуся буржуазному обществу в его борьбе с феодализмом. Но прерогативы феодальных сеньоров, местные привилегии, городские и цеховые монополии и провинциальные уложения – весь этот средневековый хлам задерживал её развитие. Исполинская метла французской революции XVIII века смела весь этот отживший хлам давно минувших веков и таким образом одновременно очистила общественную почву от последних помех для той надстройки, которой является здание современного государства. Это здание воздвигнуто было при Первой империи, которая сама была создана коалиционными войнами старой полуфеодальной Европы против новой Франции. При последующих режимах правительство, будучи подчинено парламентскому контролю, то есть непосредственному контролю имущих классов, не только превратилось в рассадник неисчислимых государственных долгов и тяжёлых налогов; оно не только стало яблоком раздора между конкурирующими фракциями и авантюристами господствующих классов, которых непреодолимо влекли к нему предоставляемые им доходы и влиятельные и выгодные должности, – вместе с экономическими изменениями в обществе изменялся и его политический характер. По мере того как прогресс современной промышленности развивал, расширял и углублял классовую противоположность между капиталом и трудом, государственная власть принимала всё более и более характер национальной власти капитала над трудом, общественной силы, организованной для социального порабощения, характер машины классового господства».

В Предисловии к немецкому изданию 1872 года «Манифеста коммунистической партии» говорится: «Коммуна доказала, что „рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить её в ход для своих собственных целей”» (Манифест коммунистической партии. С. 12).

Вопрос о сломе буржуазной государственной машины, национальной власти капитала, как основной задаче грядущей народной революции, Маркс вначале поставил в работе «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта», написанной в декабре 1851 – марте 1852 г. и напечатанной в 1852 г. в Нью-Йорке. В этой работе Маркс указывал: «Все перевороты усовершенствовали эту машину вместо того, чтобы сломать её» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 8. С. 206).

В 1871 г. в письме к Кугельману Маркс повторяет, что пролетарская революция должна «… не передать из одних рук в другие бюрократически- военную машину, как бывало до сих пор, а сломать её… – таково предварительное условие всякой действительно народной революции на континенте» (См. Маркс К. и Энгельс Ф. Избранные письма. М. 1947. С. 263). Затем пролетариат должен создать новую государственную машину для осуществления своей диктатуры.

Против этого марксистского положения в среде революционеров выступили анархисты во главе с Бакуниным, которые считали необходимым сразу уничтожить государство в ходе революции, заменив его вечевым самоуправлением. В этой связи в письме Теодору Куно 24 января 1872 г. Энгельс разъяснял: «В то время как основная масса социал-демократических рабочих вместе с нами считает, что государственная власть есть не что иное, как организация, которую создали себе господствующие классы – землевладельцы и капиталисты – для защиты своих общественных привилегий, Бакунин утверждает, что государство создало капитал, что капиталист обладает своим капиталом только по милости государства. Так как, следовательно, государство является главным злом, то необходимо, прежде всего, упразднить государство, и тогда капитал сам собой полетит к чёрту. Мы же говорим обратное: упраздните капитал – присвоение немногими всех средств производства, – и тогда государство падёт само собой. Разница существенная: упразднение государства без осуществления прежде социального переворота – бессмыслица; упразднение же капитала – это и есть социальный переворот и заключает в себе преобразование всего способа производства».

Оппортунистическая часть социал-демократии, наоборот, предлагала использовать прежнюю буржуазную государственную машину. Против чего также выступали Маркс и Энгельс. «В этих словах: „сломать бюрократически-военную государственную машину”, – разъяснял Ленин, – заключается, кратко выраженный, главный урок марксизма по вопросу о задачах пролетариата в революции по отношению к государству. И именно этот урок не только совершенно забыт, но и прямо извращён господствующим, каутскианским, „толкованием” марксизма… !»

«Интересно отметить особо, – продолжает Ленин, – два места в приведённом рассуждении Маркса. Во-первых, он ограничивает свой вывод континентом. Это было понятно в 1871-ом году, когда Англия была ещё образцом страны чисто-капиталистической, но без военщины и в значительной степени без бюрократии. Поэтому Маркс исключал Англию, где революция, и даже народная революция, представлялась и была тогда возможной без предварительного условия разрушения „готовой государственной машины”. Теперь, в 1917-ом году, в эпоху первой великой империалистской войны, это ограничение Маркса отпадает. И Англия, и Америка, крупнейшие и последние – во всём мире – представители англосаксонской „свободы” в смысле отсутствия военщины и бюрократизма, скатились вполне в общеевропейское грязное, кровавое болото бюрократически-военных учреждений, всё себе подчиняющих, всё собой подавляющих. Теперь и в Англии и в Америке „предварительным условием всякой действительно народной революции” является ломка, разрушение „готовой” (изготовленной там в 1914 1917 годах до „европейского”, общеимпериалистского, совершенства) „государственной машины”» (Ленин В. И. Государство и революция).

Чем же должна быть заменена буржуазная государственная бюрократически-военная машина? Маркс увидел прототип новой пролетарской государственности в конструкции Парижской коммуны. Маркс писал: «Коммуна была прямой противоположностью французской империи. Лозунг „социальной республики”, которым парижский пролетариат приветствовал февральскую революцию, выражал лишь неясное стремление к такой республике, которая должна была устранить не только монархическую форму классового господства, но и самое классовое господство. Коммуна и была определённой формой такой республики.

Париж мог сопротивляться только потому, что вследствие осады он избавился от армии и заменил её национальной гвардией, главную массу которой составляли рабочие. Этот факт надо было превратить в установленный порядок, и потому первым декретом Коммуны было уничтожение постоянного войска и замена его вооружённым народом.

Коммуна образовалась из выбранных всеобщим избирательным правом по различным округам Парижа городских гласных. Они были ответственны и в любое время сменяемы. Большинство их состояло, само собой разумеется, из рабочих или признанных представителей рабочего класса. Коммуна должна была быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы.

Полиция, до сих пор бывшая орудием центрального правительства, была немедленно лишена всех своих политических функций и превращена в ответственный орган Коммуны, сменяемый в любое время. То же самое – чиновники всех остальных отраслей управления.

Начиная с членов Коммуны, сверху донизу, общественная служба должна была исполняться за заработную плату рабочего. Всякие привилегии и выдачи денег на представительство высшим государственным чинам исчезли вместе с этими чинами. Общественные должности перестали быть частной собственностью ставленников центрального правительства. Не только городское управление, но и вся инициатива, принадлежавшая доселе государству, перешла к Коммуне.

По устранении постоянного войска и полиции, этих орудий материальной власти старого правительства, Коммуна немедленно взялась за то, чтобы сломать орудие духовного угнетения, „силу попов”, путём отделения церкви от государства и экспроприации всех церквей, поскольку они были корпорациями, владевшими имуществом. Священники должны были вернуться к скромной жизни частных лиц, чтобы подобно их предшественникам-апостолам жить милостыней верующих.

Все учебные заведения стали бесплатными для народа и были поставлены вне влияния церкви и государства. Таким образом, не только школьное образование сделалось доступным всем, но и с науки были сняты оковы, наложенные на неё классовыми предрассудками и правительственной властью.

Судейские чины потеряли свою кажущуюся независимость, служившую только маской для их низкого подхалимства перед всеми сменявшими друг друга правительствами, которым они поочерёдно приносили присягу на верность и затем изменяли. Как и прочие должностные лица общества, они должны были впредь избираться открыто, быть ответственными и сменяемыми».

Итак, Маркс полагал, что государство переходного к полному коммунизму периода должно обладать следующими признаками:

1. Государство – коммуна должна быть не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей и исполняющей законы.
2. Выборы центральных и местных органов власти должны осуществляться на основе всеобщего избирательного права по избирательным округам. Депутаты должны избираться из рабочих или признанных представителей рабочего класса. Они должны быть сменяемы в любое время с простейшей процедурой отзыва той организации, которая их избирала. Депутаты должны строго придерживаться mandat imperatif (точной инструкции) своих избирателей.
3. Все руководители должны избираться и сменяться в любое время той организацией, которая их избрала. Высших государственных чинов не должно быть. Зарплата чиновника любого ранга не выше зарплаты рабочего, без всяких привилегий и выдачи денег на представительство.
4. Постоянного войска и полиции не должно быть. Они замещаются национальной гвардией, в основном, состоящей из рабочих, а в сельской местности – народной милицией с самым непродолжительным сроком службы.
5. Судейские чины должны избираться открыто, быть ответственными и сменяемыми.
6. Церковь должна быть отделена от государства, а школа от церкви с экспроприацией всех церквей, поскольку они являются корпорациями, владевшими имуществом. Священники должны вернуться к скромной жизни частных лиц, чтобы подобно их предшественникам-апостолам жить милостыней верующих.
7. Все учебные заведения должны быть бесплатными для народа и вне влияния церкви и государства.

«Парижская Коммуна, – разъяснял он далее, – разумеется, должна была служить образцом всем большим промышленным центрам Франции. Если бы коммунальный строй установился в Париже и второстепенных центрах, старое централизованное правительство уступило бы место самоуправлению производителей и в провинции. В том коротком очерке национальной организации, который Коммуна не имела времени разработать дальше, говорится вполне определённо, что Коммуна должна была стать политической формой даже самой маленькой деревни и что постоянное войско должно быть заменено и в сельских округах народной милицией с самым непродолжительным сроком службы. Собрание делегатов, заседающих в главном городе округа, должно было заведовать общими делами всех сельских коммун каждого округа, а эти окружные собрания в свою очередь должны были посылать депутатов в национальную делегацию, заседающую в Париже; делегаты должны были строго придерживаться mandat imperatif (точной инструкции) своих избирателей и могли быть сменены во всякое время.

Немногие, но очень важные функции, которые остались бы тогда ещё за центральным правительством, не должны были быть отменены, – такое утверждение было сознательным подлогом, – а должны были быть переданы коммунальным, то есть строго ответственным, чиновникам.

Единство нации подлежало не уничтожению, а, напротив, организации посредством коммунального устройства. Единство нации должно было стать действительностью посредством уничтожения той государственной власти, которая выдавала себя за воплощение этого единства, но хотела быть независимой от нации, над нею стоящей. На деле эта государственная власть была лишь паразитическим наростом на теле нации. Задача состояла в том, чтобы отсечь чисто угнетательские органы старой правительственной власти, её же правомерные функции отнять у такой власти, которая претендует на то, чтобы стоять над обществом, и передать ответственным слугам общества.

Вместо того чтобы один раз в три или в шесть лет решать, какой член господствующего класса должен представлять и подавлять народ в парламенте, вместо этого всеобщее избирательное право должно было служить народу, организованному в коммуны, для того чтобы подыскивать для своего предприятия рабочих, надсмотрщиков, бухгалтеров, как индивидуальное избирательное право служит для этой цели всякому другому работодателю».

«Коммуна – разъяснял Маркс – сделала правдой лозунг всех буржуазных революций, дешёвое правительство, уничтожив две самые крупные статьи расходов, армию и чиновничество»…

Далее Маркс показывает ошибочность взглядов некоторых революционеров относительно сущности коммунального государства. Он отмечает: «Обычной судьбой нового исторического творчества является то, что его принимают за подобие старых и даже отживших форм общественной жизни, на которые новые учреждения сколько-нибудь похожи. Так и эта новая Коммуна, которая ломает (bricht – разбивает) современную государственную власть, была рассматриваема, как воскрешение средневековой коммуны… как союз мелких государств (Монтескьё, жирондисты)… как преувеличенная форма старой борьбы против чрезмерной централизации…»

Однако это не так. Маркс утверждал: «Коммунальное устройство вернуло бы общественному телу все те силы, которые до сих пор пожирал этот паразитический нарост „государство”, кормящийся на счёт общества и задерживающий его свободное движение. Одним уже этим было бы двинуто вперёд возрождение Франции…

Коммунальное устройство привело бы сельских производителей под духовное руководство главных городов каждой области и обеспечило бы им там, в лице городских рабочих, естественных представителей их интересов. Самое уже существование Коммуны вело за собой, как нечто само собою разумеющееся, местное самоуправление, но уже не в качестве противовеса государственной власти, которая теперь делается излишней».

Некоторые лидеры социал-демократии стали называть государство-коммуну народным государством. Эту позицию остро критиковали анархо-бакунисты. В этой связи Энгельс отмечал, что «анархисты колют нам глаза „народным государством”…». По этому поводу Ленин в «Государстве и революции» писал: «Энгельс признаёт эти нападки постольку правильными, поскольку „народное государство” есть такая же бессмыслица и такое же отступление от социализма, как и „свободное народное государство”». «Так как государство есть лишь преходящее учреждение, – разъяснял Энгельс в письме Бебелю, – которым приходится пользоваться в борьбе, в революции, чтобы насильственно подавить своих противников, то говорить о свободном народном государстве есть чистая бессмыслица: пока пролетариат ещё нуждается в государстве, он нуждается в нём не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда становится возможным говорить о свободе, тогда государство, как таковое, перестаёт существовать. Мы предложили бы, поэтому поставить везде вместо слова государство слово: „община” (Gemeinwesen), прекрасное старое немецкое слово, соответствующее французскому слову „коммуна”» (См. Государство и революция).

Социал-демократическая позиция была подвергнута критике и в письме Маркса к Бракке 1875 г., известном под названием «Критика Готской программы». В письме Маркс спрашивает авторов проекта, которые записали положение о свободном государстве при социализме: «Свободное государство – что это такое?
Сделать государство „свободным” – это отнюдь не является целью рабочих, избавившихся от ограниченного верноподданнического образа мыслей. Возникает вопрос: какому превращению подвергнется государственность в коммунистическом обществе? Другими словами: какие общественные функции останутся тогда, аналогичные теперешним государственным функциям? На этот вопрос можно ответить только научно; и сколько бы тысяч раз ни сочетать слово „народ” со словом „государство”, это ни капельки не подвинет его разрешения».

Далее Маркс приходит к выводу: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата». Следовательно, в переходный от капитализма к коммунизму период ещё остаётся государство, по Марксу, коммунального типа, и это государство «не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата».

Но и пролетарское государство-коммуна, согласно марксистской теории, не должно существовать вечно. В процессе коммунистического развития оно должно исчезнуть. Его судьбу Энгельс описывает в 1878 г. в «Анти-Дюринге» следующим образом: «Когда государство наконец-то становится действительно представителем всего общества, когда оно само себя делает излишним. С того времени, когда не будет ни одного общественного класса, который надо было бы держать в подавлении, с того времени, когда исчезнут вместе с классовым господством, вместе с борьбой за отдельное существование, порождаемой теперешней анархией в производстве, столкновения и эксцессы, которые проистекают из этой борьбы, – с этого времени нечего будет подавлять, не будет и надобности в особой силе для подавления, в государстве. Первый акт, в котором государство выступает действительно как представитель всего общества – взятие во владение средств производства от имени общества, – является в тоже время последним самостоятельным актом его как государства. Вмешательство государственной власти в общественные отношения становится тогда в одной области за другой излишним и само собой засыпает. На место управления лицами становится управление вещами и руководство производственными процессами. Государство не „отменяется”, оно отмирает».

И Энгельс заключает: «На основании этого следует оценивать фразу про „свободное народное государство”, фразу, имевшую до известной поры право на существование в качестве агитационного средства, но в конечном счёте научно несостоятельную. На основании этого следует оценивать также требование так называемых анархистов, чтобы государство было отменено с сегодня на завтра».

Таким образом, с точки зрения марксистской теории термины «народное государство», «народовластие» научно не состоятельны, они могут быть употреблены только как агитационное средство, так как государство народным не может быть по определению. Не может быть в классовом обществе и подлинной власти всего народа, так как организованное властью насилие всегда осуществляется господствующим классом по отношению к классу угнетённому. Не является властью всего народа и диктатура пролетариата. Поэтому установление диктатуры пролетариата или пролетарской демократии не является стратегической целью Коммунистической Революции. Диктатура пролетариата лишь инструмент для перехода к бесклассовому обществу, в котором не будет никакой диктатуры, никакой публичной власти, никакого письменного права, как возведённой в закон воли господствующего класса. Целью диктатуры пролетариата является упразднение классов, а с ним государства с его публичной (государственной) властью, и установление самоуправления, а не народовластия.

Позже в 1884 году в «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельс напишет: «Итак, государство существует не извечно. Были общества, которые обходились без него, которые понятия не имели о государстве и государственной власти. На определённой ступени экономического развития, которая необходимо связана была с расколом общества на классы, государство стало в силу этого раскола необходимостью. Мы приближаемся теперь быстрыми шагами к такой ступени развития производства, на которой существование этих классов не только перестало быть необходимостью, но становится прямой помехой производству. Классы исчезнут так же неизбежно, как неизбежно они в прошлом возникли. С исчезновением классов исчезнет неизбежно государство. Общество, которое по-новому организует производство на основе свободной и равной ассоциации производителей, отправит всю государственную машину туда, где ей будет тогда настоящее место: в музей древностей, рядом с прялкой и с бронзовым топором».

Морган считал, что высшей ступенью общественного управления, к которой непрерывно стремятся опыт, разум и наука будет возрождение – «но в высшей форме – свободы, равенства и братства древних родов» (Морган, «Древнее общество», стр. 552). Такую же позицию занимали и основоположники коммунистической теории. А это значит, что на смену государству должно придти управление, подобное родовому, коммунистическому самоуправлению, только на более высоком уровне. Им, видимо, будет коммунистическое координируемое самоуправление. Но это уже отдельная тема.

Прим. ред. О деформации марксистской теории пролетарской государственности в советский период можно ознакомиться в брошюре «Как марксизм из науки превращался в утопию».

Марксизм о предпосылках мировой коммунистической революции и тактике пролетарской борьбыДиктатура пролетариата в марксистской теории, её проблемы